— Пусть проваливает, а ты оставайся с нами. Ночной бабочке нечего делать среди моли.
— Я сама решаю, кому уходить, а кому оставаться, — объясняю я чуть спокойнее. — В этом деле у меня свой интерес.
— Какой еще?
И правда, какой?
— Месть, — говорю я первое, что приходит на ум.
По рядам гуляк пробегает шепот, а негр изрекает одобрительное «Ммм-хммм». Ничего другого от мамбо он не ожидал.
— Так бы сразу и сказала, а то наводишь тень на плетень, — бурчит Луи и пинками сгоняет со скамьи двух пареньков, расчищая мне место. — Присаживайся, потолкуем.
Вернувшись к жениху, глажу его по руке, виновато заглядываю в глаза. Неужели сердится? Похоже на то. Он не мог видеть, как бесстыдно я выпятила губы, приглашая к лобзаниям чужого мужчину. Но моя походка, то, как я крутила бедрами, негритянская хрипотца в голосе… Когда его взгляд приобретает осмысленность, в нем сквозит такой холод, что у меня вспыхивают щеки — как на морозе.
Пока я смахиваю со стола чешую, расчищая место для блокнота, Джулиан отмалчивается. Потом спрашивает негромко:
— И о чем же вы с ним беседовали, Флора? — Его голос кажется скрипучим и чужим.
— Какая разница? Вы просили, чтобы я поговорила с головорезами на их языке. Я и поговорила.
— Вот уж не думал, что вы истолкуете мои слова настолько буквально.
Сердито отворачиваюсь. Неужели он считал, что бродячие псы подожмут хвосты, стоит только прикрикнуть на них с благородным акцентом? Что перестанут скалиться при виде игрушки, купленной в каталоге товаров для дома? Если я в чем-то виновата, то лишь в том, что отказалась умирать от ужаса. Хотя для английской барышни это, наверное, большой грех — не умереть от ужаса, когда того требуют приличия!
От камина пышет таким жаром, что мне приходится снять пелерину. Свернув рулоном, укладываю ее на коленях — вешалки, как и прочих примет цивилизации, в заведении мсье Луи не имеется. Но Джулиан, несмотря на духоту, не спешит расставаться с ольстером. Правильно делает. Уж очень недвусмысленно топорщится внутренний карман его сюртука.
— Ты знал девушку по имени Ортанс Клерваль? — обращаюсь я к Луи, который, совершенно не стесняясь моего присутствия, раскурил лохматую сигару и пускает фигурные струйки дыма.
— Девушку, говоришь? В последний раз, как я ее видел, на молодуху она никак не тянула. Еще бы, с половиной-то зубов во рту и таким фингалом, точно ее лягнула коняга.
— А ведь это пьянство ее до такой жизни довело, — раздаются голоса. — Хошь с ирландским лоточником пойдет, хошь с китаезой — под любого стелилась, лишь бы рюмку налили.
— Баба что фруктовая муха, как залетит в бутылку, обратно ей ходу нет.
— Своей профессией Ортанс избрала безнравственность, — суммирую я для Джулиана, который выжидательно постукивает карандашом. Снова обращаюсь к кабатчику: — Свою последнюю ночь она провела здесь, не так ли?
— Как же, сиживала на том самом месте, где сейчас Жоржи Заика раскорячился. — Какой-то плюгавец подскакивает и торопливо пересаживается на другую табуретку. — Ром хлестала стаканами, а уж языком чесала шибче обычного. Болтала, будто допреж служила в камеристках, и все свою прежнюю хозяйку с грязью мешала. И по матушке ее величала, и еще всяко-разно, при барышне не повторишь, будь ты хоть трижды мамбо.
— Кроме ругательств Ортанс говорила еще что-нибудь про тетю… про свою бывшую госпожу?
Луи задумчиво скашивает глаза, созерцая тлеющий огонек на кончике сигары.
— Поди упомни, что она там несла в пьяном угаре. А когда к ней Габриэль подсел, она и вовсе завралась…
— Кто такой Габриэль? — услышав новое имя, встревает Джулиан.
— Да так, один тип. К нам редко захаживает. Раз, от силы два тут ошивался. Уж больно много о себе мнит, будто его ремесло честнее нашего.
Докурив сигару, Луи швыряет окурок грязному полуголому мальчишке, который бережно кладет ее в корзину. Ума не приложу, кто скупает подобный мусор, но, наверное, и на него есть спрос. В Лондоне ничего не пропадает даром.
— Каков из себя этот Габриэль? Черный, белый, мулат?
— Белый, — говорит Луи, как сплевывает.
— Вот такой же белый? — чуть заметно киваю я на Джулиана. Луи окидывает его зорким взглядом то ли портного, то ли гробовщика.