– Да, любезный господин виконт, – со снисхождением высокопоставленной особы говорила хозяйка, вводя гостя в столовую, где служанка накрывала стол, – кто назначен для престола, тот не останется в хижине. Кому предназначена корона, тот получит ее, даже если бы он родился в лохмотьях.
– Вы некоторым образом правы, госпожа Пуассон, – ответил Марильяк, едва удерживаясь от смеха.
– Знаете ли, еще при жизни моего покойного мужа я ему постоянно говорила: «Вот посмотришь, из нашей Жанетты еще получится нечто великое». Я вас уверяю – это было видно в ней еще ребенком! – воскликнула старуха, садясь за стол.
Камер–юнкер последовал ее примеру.
– Мой муж часто покачивал головой, глядя на этого ребенка, – продолжала старуха. – Жанетта умела и старой лентой украсить себя, как принцессу. Она всегда изящно одевалась и держала себя красиво. Она верховодила всеми соседскими ребятишками. Она уже тогда играла с ними в королеву.
– Может быть, это было предчувствие, госпожа Пуассон?
– Конечно. Да я и сама верила, что она этого достигнет… Я очень рада видеть вас у себя. Я люблю поговорить о своей дочери. Но идти к ней я не хочу… Не думайте, что у меня для этого нет приличной одежды или что я стесняюсь придворных дам и кавалеров, – я никого и ничего не стесняюсь. Нет–нет, я не хочу идти к ней только потому, что неохотно покидаю свое тихое убежище… Ну а еще… Понимаете, господин виконт, такой высокопоставленной даме наверняка неприятно вспоминать о своем прошлом… Кушайте, кушайте, господин виконт. Вот, пожалуйста, суп с мясом и трюфелями.
Марильяк улыбнулся.
– Я удивляюсь вашему умению готовить, – сказал он вежливо.
Мать маркизы оживилась.
– О, я всегда имею такой стол. Люблю пожить хорошо, господин виконт. Сейчас подадут овощи с лососиной, затем жареную говядину – я с удовольствием съедаю кусок мяса, а потом подадут куропаток или другую дичь. Только не думайте, что я сама все готовлю. Нет, я держу повара. Он каждый вечер приносит мне три списка кушаний, и я выбираю из них по своему вкусу. А как же иначе? Ведь я имею дочь, которая в государстве занимает первое место после короля.
Марильяк утвердительно кивнул головой.
– Я вам так скажу, – продолжала словоохотливая старуха. – К чему‑нибудь да должен привязаться человек. Я не знаю, к чему привязаны вы, моя же страсть – это хороший стол.
– Вы живете здесь очень уютно, госпожа Пуассон, – заметил камер–юнкер, находя кушанья и вино превосходными.
Мать маркизы самодовольно усмехнулась.
– Между нами будет сказано, я именно этого и желала. Сама способствовала этому. Мой муж был бедный бесхарактерный человек, он не умел устроить свою жизнь. А я всегда говорила: кто хочет пить вино, тот старается добыть его. Тот же, кто довольствуется водой, тот не получит ничего больше. Мужу я не могла втолковать это, а вот дочь меня понимала.
– Ваши слова заключают в себе неоспоримую истину, – глубокомысленно произнес Марильяк и тем самым окончательно завоевал доверие госпожи Пуассон.
– Принеси‑ка господину виконту ананасов в сахаре, – крикнула она прислужнице и обратилась к Марильяку. – Этими плодами я угощаю только тех людей, которые мне нравятся. Ананасы превосходны! Их вырастил мой садовник, они гораздо лучше версальских. Мои гораздо крупнее и сочнее.
Камер–юнкер попробовал ананасы, которые принесла прислужница.
– Смею заверить, милостивая государыня, они прекрасны, – сказал он.
Похвала ананасам, а еще больше слова «милостивая государыня» приятно подействовали на госпожу Пуассон. Она протянула ему через стол свою толстую, мясистую руку и долго пожимала и встряхивала тонкую белую руку камер–юнкера.
– Вы мне нравитесь. Сразу понятно, что вы человек высшего круга, и я рада видеть вас у себя.
– Честь оказана, в первую очередь, мне, – сказал Марильяк, довольный тем, что нашел слабую сторону этой женщины. – Честное слово, я никогда не ел таких ананасов – это превосходное лакомство.
– Лакомство? Удивительно меткое название, милый мой виконт. Даже у маркизы, моей дочери, нет таких плодов. Знаете, моя дочь ест и пьет очень немного. Когда она еще была госпожой д'Этиоль, то очень мало употребляла пищи, хотя у нее всего было вдоволь – д'Этиоль был очень богат. С тех пор, как дочь вышла за него, мы ни в чем не знали нужды.
