В таком вот благостном настроении меня и застала давешняя старуха.
Она появилась на пороге, словно огромная ворона — птица, предвещающая беду. Теперь она не выглядела растрепанной или неопрятной. Широкое черное одеяние скрыло ее согбенную фигуру, а низко повязанный платок — волосы. В скрюченных, как птичьи лапы, руках позвякивала увесистая связка ключей.
— Ну как там, на воле? — хохотнула я. — Разбегаются добры молодцы, хвосты поджав?
Морщинистое лицо осталось неподвижным, только слегка шевельнулись тонкие пергаментные губы:
— Ты умрешь…
— Все умрем, — отмахнулась я от вещуньи. — Или ты, бабушка, вечную жизнь для себя намеряла?
Мысль показалась мне забавной. Я фыркнула, не в силах сдержать рвущийся наружу тонкий смешок.
— Ха! Вот умора!
— Что, окосела красавица, с непривычки-то? — Старуха деловито заперла дверь и обернулась ко мне. — Лошала свое дело знает. Понравились тебе мои воскурения?
Я прислушалась к бурлящему внутри смеху и кивнула:
— Дашь рецепт списать?
— Отчего ж не поделиться напоследок. Основа — болиголов. Знаешь такое растение?
— А то, — как сквозь туман отвечала я, и слова у меня получались длинные, как мои руки… — На петрушку похож, только вонючий…
Мне очень хотелось почесать нос, но бесконечно длинная моя рука все время промахивалась.
— Так вот, девонька, травка эта смердящая лишает магов их стихийных способностей, и ты своей силы в одночасье лишилась.
Я бы завыла от страха, если бы мне не было в эту минуту так весело. Отстраненно я ощутила, что на подбородок мне сползает дорожка вязкой слюны.
— И за что ты так со мной?
— Ты убила моего сына.
Бах! Веселье лопнуло как мыльный пузырь. Я всхлипнула:
— Неправда! Ты меня с кем-то путаешь! Я Ленута Мареш и никогда тебя раньше не видела…
Щура отбросила ключи и достала из складок широкой юбки изогнутый полумесяцем нож.
— Ну тогда-то тебя звали иначе. Как называл тебя твой швабский любовник? Лутоня, Лутонюшка…
Я зажмурилась, пытаясь упорядочить проносящиеся в сознании образы, какие-то обрывки воспоминаний, не желающие складываться в стройную картину. Шваб? Любовник? Убийство? Ёжкин кот и драконья матерь! Да не я это! Не я!
— Не я! — закричала я истошно, почувствовав, как к лицу прикасается сталь. — Нет!
Щеку обожгло огнем, я дернулась, подставляя под нож беззащитное горло.
Старуха не спешила, глядя на меня с каким-то злобным удивлением:
— Надо же, как тебя жизнь потрепала…
Хмель, унесенный то ли волной боли, то ли страшной правдой о моем прошлом, оставил тошноту и холод, разливающийся в груди. Тело мое хотело выбить оружие из руки постылой бабки, да так, чтоб старые кости хрустнули от удара, затем вскочить на ноги и бежать, круша и ломая все на своем пути. Но разум был тверд. Старуха в своем праве — боль за боль, кровь за кровь, жизнь за жизнь…
ГЛАВА 4
О нерушимости клятв и о том, в какие передряги умеют попадать легкомысленные девушки
В короб не лезет, из короба нейдет и короба не отдает.
Пословица о глупости
В охотничий домик Михай вернулся под вечер. Насвистывая, вбежал по ступеням на верхний этаж, скинул плащ прямо на перила лестницы и веселым вихрем ворвался в столовую.
— Нагулялся, братец Волчек? — Голос Влада сочился ядом. — А мне чем прикажешь заниматься, пока ты девиц на природе соблазняешь?
Дракон был бледен, под глазами залегли глубокие тени, манжеты рубахи пестрели ржавыми пятнами подсохшей крови.
— Вызывал демона и не рассчитал силы? — решив оставить колкость без ответа, кивнул Михай на перевязанные запястья господаря. — И теперь без посторонней помощи не можешь поесть приготовить?
— Было бы из чего. Твоя протеже изрядно проредила наши запасы.
— Ой, не смеши, — махнул рукой Михай, присаживаясь к столу. — Много ли ей надо, такой малышке? Ползернышка в день?
— Она не просто девушка. — Синие глаза Влада были серьезны. — Она маг ветра, неопытный, неинициированный, но маг. Уж можешь мне поверить, после каждого призыва стихии на нее нападает такой жор, что… Кстати, как тебе понравилась сфера земли?
На столешницу с глухим звуком упала янтариновая подвеска.
— Побрякушка как побрякушка, ничего особенного. — Хозяйственный Михай, не удостоив сферу даже взглядом, поднялся из-за стола и отправился рыться в ящиках с провизией. — Ты мне когда-то рассказывал, для чего эти камешки нужны, но я уже не помню.
