Глава шестая. Следствие продолжается. Записка. «Из моей школы!» Полкан Барбосович сообщает что-то по секрету директору школы. Контрольный диктант
— Кто бы мог подумать?.. — развёл лапами Бурмила Михайлович.
— И зачем ей нужно было красть колёсико, а потом возвращать?.. — удивлялась пантера Ягуаровна.
— Ну, сороки, вообще любят тащить к себе всё, что плохо лежит, — заметила Жирафа Жирафовна.
— Но колёсико-то не лежало!.. Его же надо было из часов вытащить, а потом снова вставить, — не понимал Бегемот Гиппопотамович.
— Чудеса! — повторил директор.
— Но факт! Неопровержимый! — не без гордости, что ему всё-таки удалось восстановить истину, сказал Полкан Барбосович, — Опустите меня, пожалуйста, на землю!
— Ах, простите, заслушался! — и Мамонт Африканович опустил «следователя» на землю. А тот отряхнулся и принялся принимать поздравления с удачным окончанием следствия.
Однако рановато. Выяснилось, что следствие ещё не закончено.
В этот самый миг послышалось хлопанье крыльев, и на поляну опустилась сорока Стрекотулия. В клюве она держала записку.
— Ах, звери добры!.. Поверьте, я не виновата! Вот, посмотрите, какую записку я получила!..
Полкан Барбосович взял у неё записку и прочитал вслух:
— «Если ты не выкрадешь из часов колёсико, останешься без хвоста! Ш. Бац.»
— Вы ж подумайте!.. Вы ж подумайте!.. — стрекотала сорока, — Вот я и испугалась!.. Ну какая же я сорока без хвоста?! Хвост для сороки — это всё! Я испугалась!.. Испугалась! «Ш. Бац.» — это ж ясно — это Шакал Бацилла! Я подумала, что он вернулся в лес — поверила! Думала, что это он решил испортить часы ради исполнения его преступных замыслов!.. А вчера, когда Полкан Барбосович сказал, что шакалом Бациллой в лесу и не пахнет, я догадалась, что это, наверное, кто-то надо мной подшутил!.. И вернула колёсико на место… Я ж не знала!.. Поверьте!.. Я не думала!.. Не думала!..
— Ясно!.. «Не думала!..» — Полкан Барбосович покрутил записку в лапах, понюхал, — Гм… Боюсь, по запаху будет установить невозможно!.. Сильно сорокой пахнет!.. Все остальные запахи перебивает…
— А ну, дайте-ка я гляну, — протянул лапу Бурмила Михайлович, — Ага! — сказал директор, — Страничка из тетради! И почерк ученический!.. Хотя и изменённый… Видно, писали левой лапой!.. Нарочно!.. Ай-ай-ай!.. В одном предложении четыре ошибки!.. «Если ты невыкрадишь из чисов (через „и“!) калёсико, останишся без хвоста!» А вот это уже не нарочно! Это — уровень грамотности! Из моей школы… Ну, что же, дальше следствие буду проводить я! Спасибо за помощь! Сердечное спасибо! — и он горячо пожал Полкану Барбосовичу лапу.
И все учителя по очереди поблагодарили следователя и пожали ему лапу.
— Ну, что вы, друзья мои! — скромно опустил голову на бок Полкан Барбосович, — Я бы у вас ещё погостил. Очень мне здесь нравится, но… Во-первых, брат там уже волнуется, а во-вторых, сегодня — последний день моего отпуска. Пора ехать на работу в цирк. Удачи вам!.. Будьте здоровы!.. Но перед уходом позвольте по секрету переговорить с директором… Вы уж простите, но в нашем деле секреты — вещь, прямо сказать, безотлагательная.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — закивали учителя, будто их совсем не интересовали секреты.
А Полкан Барбосович отвёл Бурмилу Михайловича в кусты и что-то рассказал ему шёпотом.
— Да вы что?! — вскрикнул и тут же прикрыл рот лапой Бурмила Михайлович.
Они ещё о чём-то тихонько договорились, и Полкан Барбосович, приставив к морде коготь, сказал громче:
— Только пока никому ни слова!
— Ну, о чём Вы! — ударил себя лапой в грудь директор.
После чего Полкан Барбосович, вильнув всем на прощанье хвостом, исчез за деревьями вместе с Макаком Макаковичем, который пошёл провожать друга.
