Когда он хотел спросить, что случилось, то почувствовал, что у него в горло засунута трубка, которая не дает ему говорить.
И снова непонятные звуки прозвучали как приказание не двигаться и не делать никаких усилий.
Валид продолжал лежать, не задавая вопросов; его мучила непонятная ситуация, до тех пор пока через несколько часов у его изголовья не появился афганский переводчик.
Теперь мог состояться контакт между врачами и больным.
– Как вас зовут?
– Валид Наджиб.
– Хорошо, – сказал врач, словно проверял то, чего не знал. – Я доктор Деванампия. Вы знаете, где сейчас находитесь?
– Деванампия? – В мертвых глазах Валида вспыхнуло удивление. Он не понимал. Может быть, это просто распространенное имя.
– В тюрьме, – пробормотал он.
– В тюрьме?
Явно, что он ответил неправильно.
– Вы в военном госпитале в Коломбо.
– А что я здесь делаю? – испуганно спросил Валид. – Я болен?
Он вспомнил мгновенную смерть друга, когда они вернулись с прогулки. Выходит, его ждет та же участь?
– Вы единственный, кто выжил после теракта. В самолете, на который вы сели, произошел страшный взрыв. «Боинг-747», летевший в Лондон. Вопреки всему, камикадзе удалось пройти контроль безопасности и пронести на борт мощное взрывное устройство. Когда вас нашли среди обломков, вы были в плачевном состоянии, уж поверьте мне. Вы находились в коме в течение двух месяцев, и мы искренне думали, что для вас все кончено. Но вдруг несколько часов назад вы очнулись. По моему мнению, это чудо. Это одно из самых страшных преступлений века. Двести восемнадцать погибших. Один оставшийся в живых.
Напрасно слепой пытался напрячь память. Он ничего не помнил. Или, скорее, его воспоминания не совпадали с тем, что рассказал доктор, словно до этого он жил одновременно двумя жизнями. Он помнил полицейских, которые арестовали его, едва он пересек полосу контроля. Это была тюрьма в Коломбо, это был Деванампия. Но теперь Валид узнал, что все это лишь плод его воображения, игра ума во время долгой комы. Он также узнал из уст людей, у которых не было никаких подозрений, и уж тем более относительно несчастного слепого, пережившего теракт, что его миссия удалась. Почему он не умер, если взрывное устройство было спрятано в его белой трости, этого понять он не мог. Возможно, ее взял стюард, помогая ему войти в самолет, а потом забыл вернуть. Как бы то ни было, Валид поблагодарил за это свою счастливую звезду и заплакал от радости, показывая этим, что способен плакать.
* * *
– Нет, невозможно, – сказал себе Аджаташатру, – невозможно на этом закончить роман. Нельзя завершить книгу таким ужасным финалом. Преступник не должен восторжествовать. Этот конец оригинальнее, чем предыдущий, но от этого не перестает быть плохим, очень плохим, а главное, аморальным.
Аморальность – новое для него понятие.
Он скомкал три листка бумаги и бросил в металлическую корзину под столом. Писатель-самоучка не знал секретных приемов, как написать хороший рассказ, но в тех немногих книгах, которые он прочел, не считая книг об иллюзионистах, он заметил, что истории, даже самые мрачные и тяжелые, всегда заканчиваются хеппи-эндом, ноткой надежды. Как будто рассказ был длинным темным коридором, а конец – ярким светом.
А может быть, ему так и не удастся переделать финал романа. Возможно, он не заслуживает полученных ста тысяч евро и того доверия, которое ему оказали.
Он не мог понять, как пришла ему в голову эта история о слепом террористе, но это было не похоже на него или, по крайней мере, уже не похоже… Он тоже хотел вселять надежду, возможно из уважения к тем прекрасным людям, которых он встретил во время своего приключения. Мужчины и женщины, белые и черные, Софи, Вуираж и другие, у всех них было что-то общее – большое сердце. А почему бы не рассказать об этом путешествии, которое навсегда изменило его? По крайней мере, это правдивая история, не выдумка. Это ЕГО история. Она превратила его в того, кто он есть сейчас. К тому же ее преимущество – счастливый конец. Он нашел женщину и новую семью, действительно настоящий хеппи-энд. Воистину что-то наподобие света, заливающего тысячами бликов его рассказ после долгого темного тоннеля его жизни.
