«Вероника отлично. Я слышал, твой отпрыск поступил в Кембридж…»
Мистер Напьер ухмыльнулся. Ход его мыслей унесся в неизвестном направлении — Гарольд никогда не мог предугадать, что за этим последует. «Котелок пухнет, а членик сохнет», — наконец выдал босс, выпустив струю дыма из угла рта. Мистер Напьер пялился на Гарольда и посмеивался, ожидая, отбреет ли его подчиненный в ответ, и понимая, что этого не произойдет.
Гарольд потупился. На рабочем столе мистера Напьера была выставлена драгоценная коллекция фигурок муранского стекла — одни с синими лицами, другие — развалясь на спине, третьи — музыканты с инструментами.
«Не трожь, — предостерег мистер Напьер, наставив на Гарольда указательный палец, словно пистолет. — Они достались мне от матери».
Все знали, что мистер Напьер души не чает в этих статуэтках, но для Гарольда это были отвратительные уродцы, словно вымазанные слизью, с оплывшими на солнце, да так потом и застывшими телами и лицами. Он не мог отделаться от ощущения, что даже они, эти жалкие марионетки, потешаются над ним, и глубоко внутри в нем взметнулся язычок гнева. Мистер Напьер раздавил в пепельнице окурок и направился к двери.
В проходе он остановил Гарольда и добавил: «И пригляди там за Хеннесси, ладно? Ты ведь знаешь, на что эти суки способны…» И приставил к носу кончик пальца, который теперь символизировал не пистолет, а некую секретную договоренность, хотя Гарольд понятия не имел, что босс под этим подразумевает.
Ему пришла в голову мысль, а не задумал ли мистер Напьер уволить Куини, несмотря на все ее заслуги. Босс никогда не доверял тем, кто был умнее его.
Первый их выезд состоялся через несколько дней. Куини подошла к машине Гарольда, держа под мышкой свою вечную квадратную сумку, как будто собиралась не инспектировать конторские счета в пабах, а совершить прогулку по магазинам. Гарольд знал трактирщика, к которому они направлялись, — даже в лучшие моменты он казался пройдохой, — и встревожился за Куини.
«Мне сказали, что вы меня повезете, мистер Фрай», — вымолвила она с начальственной ноткой в голосе.
Ехали они молча. Куини сидела рядом с Гарольдом, сама чопорность, стиснув руки на коленях в розовый комок. Гарольд никогда прежде не обращал внимания на то, как он поворачивает руль, выжимает сцепление или давит на тормоз, останавливаясь. Он выскочил из машины, чтобы открыть пассажирскую дверцу, и дождался, пока нога Куини неспешно высунулась из салона, нащупывая мостовую. Лодыжки Морин были до того стройны, что Гарольд обмякал от желания. У Куини они, наоборот, были толстыми. Он ощутил, что она сродни ему, что ей тоже недостает телесной оформленности.
Подняв на нее глаза, Гарольд помертвел: Куини в упор смотрела на него. «Благодарю вас, мистер Фрай», — наконец вымолвила она и стремительно удалилась, зажав сумку под мышкой.
Позже, проверяя уровень пива в емкостях, он несказанно удивился, застав трактирщика всего в испарине и багрового, как свекла.
«Черт меня возьми, — признался тот, — эта дамочка — сущий дьявол. Ничего от нее не укроешь».
Гарольд ощутил легкий прилив восхищения с оттенком гордости.
По дороге домой Куини опять молчала, словно затаившись. Гарольд подумал, что она, может быть, задремала, но счел неучтивым всматриваться, тем более если она и не думала спать. Он зарулил во двор пивоварни, и Куини вдруг сказала: «Спасибо вам».
Он неловко пробормотал, что был, мол, только рад.
«Я имела в виду: спасибо за тот случай, — пояснила Куини. — Со шкафом».
«Не стоит благодарности», — сказал Гарольд, искренне в этом уверенный.
«Я тогда очень расстроилась. А вы проявили участие. Я должна была еще раньше вас поблагодарить, но стеснялась. Это неправильно».
Гарольд боялся встретиться с ней взглядом. Но, даже не поднимая глаз на Куини, он знал, что она закусила губу.
«Всегда рад помочь». Он снова застегнул кнопки на водительских перчатках.
«Вы благородный человек», — вымолвила Куини. Слово «благородный» она разделила на две половинки, и Гарольд впервые понял его настоящий смысл: «благу родной». А затем, опередив Гарольда, она сама открыла дверцу и вышла из машины. Он смотрел ей вслед, как она идет по двору, прямая и чопорная в своем коричневом костюме, и у него вдруг заныло сердце. От ее безыскусной честности. В тот вечер, ложась спать, Гарольд дал себе тайное обещание выполнить просьбу мистера Напьера, какой бы маловразумительной она ему ни казалась. Отныне он собирался присматривать за Куини.
