— Но ее же здесь нет!
У Гарольда отлегло от сердца. Сестра Филомена усмехнулась:
— Где же ей быть, как не здесь…
Она кивком указала ему на кровать, и, приглядевшись, Гарольд обнаружил на белоснежной наволочке чей-то едва заметный профиль. Рядом на подушке вытянулось что-то, напоминавшее тонкую бесцветную клешню, но, всмотревшись еще раз пристальнее, Гарольд вдруг понял, что это рука Куини. В виски ему ударило жаром.
— Гарольд, — обратилась к нему монахиня.
Она подошла совсем близко, и он разглядел сеть морщинок на ее лице.
— Куини немножко не в себе, ее терзают боли. Но она ждала вас. Как вы и велели.
Она дала ему пройти. Гарольд Фрай сделал несколько шагов, потом с бьющимся сердцем подступил почти к самой постели. И случилось так, что у изголовья женщины, к которой он прошагал множество миль, ноги вдруг едва не подвели его. Куини лежала без движения, повернув лицо к льющемуся из окна свету — можно было вытянуть руку и запросто коснуться ее. Гарольд не знал, спит она, или погружена в наркотическое забытье, или ждет кого-то другого, а вовсе не его. Что-то глубоко сокровенное почудилось ему в том, что она не шевелится и не замечает его присутствия. Ее тело практически не имело очертаний под простыней, оно было крошечным, как у ребенка.
Гарольд снял с плеча рюкзак и прижал его к животу, словно хотел отгородиться им от представшего ему видения. Затем двумя шажками подступил вплотную к Куини.
От ее волос остался невесомый белесый пушок, какой бывает на отцветших придорожных венчиках; их будто взметнул и сбил на сторону невидимый, но яростный порыв ветра. Сквозь волосы просвечивала пергаментная кожа черепа. Шея была скрыта под бандажом.
Куини Хеннесси оказалась не похожей на себя. Она была незнакомкой. Призраком. Пустой оболочкой. Гарольд оглянулся в поисках сестры Филомены, но в дверях уже никого не было. Монахиня куда-то скрылась.
Можно было просто оставить подарки и уйти. Черкнуть открытку. Идея написать Куини на прощание воодушевила Гарольда — можно придумать что-нибудь утешительное. Почувствовав внезапный прилив сил, он хотел уже ретироваться, как вдруг голова Куини начала медленное, но неуклонное путешествие прочь от окна, и Гарольд застыл на месте, не в силах отвести от нее взгляд. Сначала показался левый глаз, затем нос, правая щека, пока ее лицо полностью не обратилось к нему, и они наконец-то посмотрели друг на друга — впервые за двадцать лет. У Гарольда перехватило дыхание.
С головой Куини творилось что-то совсем скверное. Их было две — вторая росла из первой. Она начиналась примерно над скулой и выдавалась за пределы подбородка. Этот нарост, или лицо без черт, был таким огромным, что, казалось, он вот-вот прорвет кожу и исторгнется наружу. Правый глаз из-за него совершенно закрылся, оттянутый уголком к уху. Нижняя губа тоже сползла на сторону и провисла. Зрелище было нечеловеческим. Куини подняла иссохшую руку, словно заслоняясь от какой-то неприятной грезы. Гарольд застонал.
Он сам не ожидал, что издаст этот мучительный звук. Рука Куини нащупывала в воздухе нечто неосязаемое. Он укорял себя, что глядит на нее с нескрываемым ужасом, но ничего не мог с собой поделать. Открыв рот, он выдавил всего два слова:
— Здравствуй, Куини…
Позади остались шесть сотен миль — и вот все, на что он оказался способен.
Она молчала.
— Я — Гарольд, — вымолвил он. — Гарольд Фрай.
Он вдруг заметил, что беспрестанно кивает и преувеличенно тщательно выговаривает слова, обращая их не к обезображенному лицу Куини, а к ее клешнеобразной руке.
— Мы с тобой вместе работали, когда-то давно… Ты помнишь?
Он украдкой снова окинул взглядом ее опухоль, напоминавшую гигантский клубень. Под ее блестящей поверхностью проступало переплетение нитевидных жилок и кровоподтеков, словно сама кожа изнемогала, сдерживая ее в себе. Открытый глаз Куини помигивал, а из другого тянулась к подушке слизисто-мокрая дорожка.
— Ты получила мое письмо?
Ее взгляд был беззащитным, словно мелкий зверек, посаженный в коробку.
— А открытки?
«Я умираю? — вопрошал мраморный шарик — ее глаз. — Это больно?»
Гарольд поневоле отвел взгляд. Он раскрыл рюкзак и принялся рыться в его недрах, хотя внутри было темно, и руки у него тряслись, к тому же Куини неотступно следила за ним, и Гарольд не сразу вспомнил, что он ищет.
