Одна только Лотия сидела, запершись, в своем домике и упорно отказывалась от прогулок. Долгие часы она просиживала над озером, искрившимся под лучами электрических ламп, и смотрела на воду. Сознавала ли она окружающее? Вряд ли. По крайней мере, она каждый раз вздрагивала, когда Оретт или Маудлин подходили к ней и клали руку ей на плечо.
Очевидно, она беспрестанно мечтала о своих погибших надеждах.
Личико ее бледнело, щеки ввалились, и Робер был прав, когда при взгляде на нее говорил с невыразимым отчаянием: «Она сгорает на медленном огне!»
Да, она таяла, как свеча, даже вид жениха не мог ее успокоить. Напротив, когда являлся Робер, Лотия начинала дрожать и быстро уходила к себе.
Ниари следил за ней, как тень. Он глубоко страдал, видя, как гибнет это юное существо, но в то же время воля его была непоколебима. Ненависть, сверкавшая в его глазах, когда он встречал Робера, показывала, что ответственным за все зло он считал молодого человека. Это отвращение к жениху Лотии возрастало с каждым днем.
– Проклятый гяур, – шептал он иногда, озираясь и стискивая зубы. – Он украл ее душу!.. Озирис! Влей в меня силы для справедливого мщения!
Но осторожный и скрытный египтянин умел скрывать свою ненависть, когда чувствовал, что на него смотрят. Никто не догадывался о тех свирепых планах, которые он лелеял в своем затуманенном ненавистью уме. Однако Оретт с женской проницательностью догадалась о настроении Ниари и поделилась своим впечатлением с Джеймсом.
Это, видимо, обеспокоило корсара.
– На днях сюда явится английская эскадра, – проговорил он. – Ниари не из тех, кого можно принудить силой изменить своему решению. Если бы можно было хоть как-то отвлечь Ло-тию от ее мрачных мыслей.
– Но неужели вы не найдете свободного времени? Почему бы нам еще не прогуляться по морскому дну? Припомните, это неведомое подводное царство все-таки произвело на Лотию впечатление. Нельзя же оставаться равнодушным, созерцая так близко все величие этой новой природы. Неужели, сэр, вы откажете мне в этой просьбе?
– Поверьте, я всегда готов выполнить любую вашу просьбу, – отвечал Джеймс. – Я не смел предложить вам этого, потому что не считал это развлечение способным рассеять такое глубокое горе. Но если вы придерживаетесь иного мнения, то я к вашим услугам.
– Благодарю вас. Когда же мы пойдем?
– Завтра.
– Прекрасно. Я сообщу об этом нашим друзьям.
– Передайте им, что завтра утром мы переедем на лодках на судно номер два и выйдем за рифы, окружающие остров. Мы посетим самые глубокие пункты. Я хочу вызвать у больной сильнейшее удивление, чтобы получить наибольшую нервную реакцию, потому что я не на шутку боюсь, как бы она не умерла от горя.
И с этими словами Джеймс ушел, а опечаленная Оретт пошла предупредить Армана о принятом решении.
Робер, Джоан и Маудлин с удовольствием согласились, тем более что им уже успела наскучить столь однообразная жизнь на острове. Лотия стала было отговариваться, но ей объявили, что за нее уже дано слово и отказываться теперь нельзя.
* * *
На другой же день, рано утром, все собрались на берегу озера в ожидании шлюпок, их крайне удивило, что Ниари также пожелал принять участие в прогулке. Но он так просил, что его наконец согласились взять с собой. При этом он с таким волнением смотрел на Лотию, что все стали думать, что, возможно, в конце концов его сердце и смягчится. Когда Ниари садился в лодку, он имел какой-то странный, почти торжествующий вид.
Корсар ожидал своих гостей на палубе судна, и, когда они спустились в салон, корабль медленно опустился и, миновав подводный тоннель, вышел в залив, окруженный полукругом скал на берегу.
– Этот залив имеет название? – спросила Оретт.
– К чему этот вопрос? – уклончиво ответил Джеймс.
– Потому что, если он никак не называется, я бы хотела предложить назвать его вашим именем.
– К несчастью, он уже получил более правильное название.
– Какое же?
Пак колебался, отвечать или нет.
– Опять тайна! – вскричал Лаваред с комическим отчаянием.
– Нет, это не тайна. Залив носит имя одного на моих сотрудников. Этот человек умел поддерживать меня, когда я ослабевал духом, и в знак благодарности я, не спросившись, назвал залив его именем. Теперь я боюсь, как бы он не обиделся на меня за мое молчание, – и он как бы невольно взглянул на Маудлин.
