Именно поэтому, выходя посидеть на крыльце по ночам, Ной почти всегда брал с собой ружье, но из-за незапланированной и продолжительной отключки теперь он был безоружен. Ной хотел было сходить за ружьем, но остался сидеть в кресле: он мысленно вернулся к сегодняшнему зомби и его тут же настиг слабый отголосок смутной тревоги.
Однако на этот раз он хотя бы понимал, почему так нервничает. Дело было не в какой-то ничтожной угрозе, которую представлял зомби, а, скорее, в разрушении иллюзии. В некотором смысле это было похоже на то, что он и остальные члены семьи испытали, когда не осталось бензина для генератора. Но новый сдвиг в восприятии был не таким резким и драматичным, как предыдущий.
Ной пробыл здесь, на горе, так долго, что жизнь, известная ему до катастрофы, казалась чем-то похожим на сон или, может, на историю, которую он придумал, чтобы не сойти с ума в одиночестве. Он отдавал себе отчет, что это неправда, но соблазн обставить все именно таким образом был силен, отчего поверить в обман представлялось вполне возможным. Его воспоминания о прежнем мире казались теперь ложью или сказками, до неузнаваемости искаженными вековыми пересказами. Возникавшие перед его глазами образы прошлого напоминали фрагменты фильма про инопланетный мир. До сегодняшнего дня Ной мог представить себе момент, возможно в недалеком будущем, когда утомленный разум утешит его, заставив поверить, что он всегда жил здесь, на горе, что старый мир на самом деле никогда не существовал.
Зомби все изменил.
Мертвец не только напомнил Ною о существовании старого мира, но и послужил свидетельством катастрофической гибели последнего. И это еще не все. Пусть цивилизация и прекратила существовать, но ее следы сохранились. Ной представлял пустые города, лежащие в руинах, темные небоскребы с выбитыми окнами, улицы, заваленные гниющими останками бесчисленных мертвецов.
Ной резко поднялся с кресла-качалки, решив, что ему нужно найти иной способ отвлечься от мрачных дум. Курить, особенно после того, как он отключился на крыльце, не хотелось, поэтому Ной собрался провести остаток ночи за чтением какого-нибудь вестерна при свете масляной лампы.
Он почти перешагнул порог своего дома, когда услышал звук, от которого сердце ушло в пятки. Ной схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Вспышка ужаса превзошла собой все, что он испытал за последние несколько лет. «Не позволяй страху парализовать тебя», — неоднократно втолковывал ему отец.
Ной попятился и повернулся лицом к темному лесу. Некоторое время он стоял в тишине и всматривался в черноту, ожидая снова услышать этот звук.
«Мне показалось, — сказал он себе. — Разум играет со мной по новым, еще более извращенным правилам».
Возможно, он был прав. Черт, да наверняка так оно и было, потому что звук, который услышал Ной — или который ему причудился, — был коротким всплеском смеха.
И этот мелодичный смех, казалось, принадлежал женщине. По крайней мере, он так решил. Но тишина затягивалась, и Ной все больше убеждался, что просто неверно истолковал крик животного. Самое логичное объяснение. Как ни старался, он не мог придумать ни одной правдоподобной причины, по которой девушка или молодая женщина могла вдруг оказаться рядом с его горной хижиной, спустя годы после того, как он в последний раз видел другого человека. И почему, черт возьми, она смеялась? Что тут вокруг могло быть такого смешного? Если только она не была безумна.
Ной вздрогнул.
Весьма «успокаивающая» мысль.
Ной не был экспертом в области психических заболеваний, но готов был поспорить, что любой одинокий человек, смеющийся ночью в лесу, — сумасшедший. А возможно, правда была намного более ужасной и это он начинал сходить с ума. Ной попытался прогнать эту нелепую мысль, но у него не получилось.
Звук повторился.
Ной вошел в хижину и запер дверь. Он заметался в темноте, натыкаясь на мебель, чтобы спешно закрыть окна и опустить жалюзи, затем зажег лампу и оставил ее у камина, где решил провести ночь: лучшей оборонительной позиции в случае нападения на дом было не найти. Забрав из кухни ружье и перетащив стул от стола к камину, Ной сел и положил оружие на колени.
