— Хотите мороженого?
Он купил эскимо.
Так же молча улыбаясь, она занялась шелестящей серебристой бумажкой. А Григорий, закуривая, искоса смотрел на лукавую, по-мальчишески подстриженную, стройную девчонку.
— Сядем? — спросил он, когда проходили по скверу мимо фонтана, мимо скамеек.
— А вы не торо́питесь? — поинтересовалась она.
Он махнул рукой:
— Я не активист. Это активисты наши сейчас вкалывают на заводском дворе — лом собирают. И браток ваш там. А я, как видите, гражданин свободный. Говорят: время — деньги. Чем зазря его терять, лучше с пользой…
— Я слышала: строитесь?
— Пристраиваю. Хлопот не оберешься. Вот в «Хозтоварах» был — то одно, то другое…
— Заботливый хозяин.
— Дело нужное…
— Большая семья у вас?
— Вдвоем с матерью. Да сейчас-то и ее нет — к брату в Минусинск уехала. Еще хотите мороженого?
— Нет, спасибо.
— А вы, случаем, тоже не свободная ли гражданочка?
Даша засмеялась:
— Вас сегодняшний вечер интересует или в общем и целом?
— В общем, конечно, лучше!
— Ишь вы какой!
— Я хочу сразу знать, как планы строить.
— Какие же у вас планы?
— Ну, если на сегодняшний вечер… В кино идти с вами! Пойдете?
Она помедлила, потом решительно ответила:
— Пойду!
…На заводском дворе, за красным кирпичным корпусом старой литейки ребята дружно сгребали железный хлам, нагружая тачку.
Только Павлик все время поглядывал на часы. И Максим подтолкнул Сергея:
— Торопится куда-то, что ли?
Сергей шепнул бригадиру, и Александр спросил прямо:
— Спешишь?
— Ладно, — отмахнулся Павлик.
Сергей хлопнул его по плечу.
— Иди уж…
— Вот закончим, и все пойдем!
— Да говорим — иди! — сказал Максим. — Ведь надо?
— Ну, понимаете, — сдался Павлик. — Сочинение писать. Засяду сейчас за сочинение…
Максим ухмыльнулся:
— Только не ври. Еще выдающийся древнеримский поэт Гораций сказал: «Большие обещания уменьшают доверие». Лучше не обещай ни про какое сочинение, а просто исчезни!
— Неисправимый Академик! — засмеялся Павлик. — Ладно, исчезаю!
И он пошел, все ускоряя шаг, а за проходной, на улице, почти побежал. Яркими рекламами заиграл перед ним кинотеатр…
…Горбоносый Иван Терентьевич, сидя за рулем, напряженно смотрел вперед острыми, цепкими глазками. Бегут мимо маленькие домишки с палисадниками, раскудрявленные деревьями заборчики… Заметно раздалась улица в ширину и обезлюдела, далеко от городского центра отъехал «деловой мужик».
На перекрестке, у фонарного столба, стоит человек в телогрейке. Машина подкатывает к нему. Человек садится. Машина едет дальше.
И сворачивает в узкий проулок, пробирается, подпрыгивая, по кочкам засохшей грязи. Останавливается в глухом месте — между серыми заборами, за которыми виднеются железные крыши складов.
Человек в телогрейке соскакивает на землю, приникает глазом к щели забора, свистит. Потом, взобравшись на булыжник, положенный здесь не случайно, начинает принимать подаваемые кем-то с той стороны забора, тщательно обернутые серой бумагой тяжелые тючки.
А Иван Терентьевич, стоя в кузове, спешит их запрятать подальше под брезент, поминутно оглядываясь.
Никого нет поблизости, в необитаемый закоулок загнана машина, но такая, должно быть, уж выработалась привычка у «делового мужика» Ивана Терентьевича — воровато оглядываться…
…И снова мчится машина. Мелькают домишки.
Внезапно на повороте Иван Терентьевич резко тормозит. Высовываясь из кабины, сердито рявкает:
— Дьявол тебя несет под колеса!
На дороге — Павлик.
— Ослеп, племянничек?
Павлик хочет открыть дверцу, чтобы сесть.
— Куда? — опять рявкает Иван Терентьевич. — Не по пути нам! Я еще не домой — на базу.
Он захлопывает дверцу перед самым носом племянника.
И, взвихрив пыль, рывком снявшись с места, начинает вилять кузовом машина, удаляясь от Павлика…
Но ни к какой не к базе, а к собственному домику с верандой, к самой калитке подкатил Иван Терентьевич.
Опрометью кинулась навстречу мужу Авдотья Мироновна — ждала, как видно, с нетерпением. Иван Терентьевич запрыгнул в кузов, начал подавать оттуда, все так же озираясь, тяжелые связки. Переваливаясь с ноги на ногу, поволокла их грузная Авдотья Мироновна через садик в свое логово. А сзади, тоже с добычей в обеих руках, затопал, вдавливая в песчаную дорожку каблучищи сапог, Иван Терентьевич.
