Подумал-подумал – и понял, что человек, купивший лабораторию Щ, наверняка неплохо знал, что с ней делать. Поиск этого человека был делом скорбным – потому что все время хотелось спросить Лиса или Моцика, но не было ни Лиса, ни Моцика, и Щ тоже не было, и от этих мыслей – от всех трех вместе, а не от каждой по отдельности, каждая по отдельности еще как-то сносной была, – так вот, от этих мыслей хотелось немедленно и навсегда уехать из России, а даже если не уехать, то уж бизнес новый точно в ней не заводить. В один прекрасный день сидел тихонько в ванне, и вдруг полезло в голову, поперло, и оказалось – не остановить: «Тебе всего сорок – бог с тобой, чего тебе далась эта страна, ужасная, как худший из плохих американских фильмов времен холодной ядерной войны, когда за всеми было КГБ и всех хороших быстро убивали, а негодяи оставались пить стаканами водяру, есть пельмени и петь “Калинку”, и ты мог всегда уверенно считать, что кто хороший – тому пиши пропало, смысла нет его любить и на него рассчитывать не нужно, он не дотянет двадцати минут до самого финала, а ведь ты, Завьялов, – ты хороший, ты хочешь глупых патриотических игр, ты хочешь делать бизнес в стране, где за два последних месяца троих твоих партнеров не стало, – ну один, ну, хорошо, погиб нелепо, вроде, никто не виноват – но двое других…» С трудом прогнал видения: чистый офис, манхэттенская высотка, отсутствие нервотрепки – нормальный, здоровый, легальный бизнес, пусть бы и в той же области – ванильной, скажем; или, если так уж тебе приспичило заниматься именно биомиксами, – езжай домой, в AU-1, селись в Бостоне, бери кредит, нормально открывай фирму, покоряй мир, занимайся биомиксами! А между тем ты лихорадочно ищешь человека (хочется надеяться – живого еще человека), купившего у другого, уже мертвого человека лабораторию, – и знать этого человека может только третий человек, тоже мертвый, или четвертый, тоже мертвый, человек… Как они погибли? Говорят, баба, разрывное кольцо… Кольца. Две бабы, но некоторые говорят – одна баба. Разрывные кольца и кровавый пар, кровь смешивалась с банной водой, пар продолжал подниматься… А бабу (или двух) так и не нашли. И горничную Моцикову не нашли. По телу побежали мурашки, пришлось добавить горячей воды (руками; пульт почему-то разлюбил недавно и только вчера понял: не нравится как-то теперь держать электронный прибор над водой – даже герметичный, даже специально для держания над водой предназначенный). Все равно не мог согреться, пока не сделал чаю с коньяком – в самой большой кружке, большой, литровой, похожей на ритуальную чашу какую-то. Коньяку так туда бухнул, что даже повело слегка – мягко, как под стресс-киллером или еще чем-нибудь, хорошо накатанным на запястье. Согрелся и успокоился, и посветлело в голове, и понял, как найти того, кто купил лабораторию Щ, и позвонил кому надо, и нашел, что искал.
И вот сидит мальчик – а если присмотреться, какой на фиг мальчик? – да он старше тебя лет на десять, просто baby-face, несколько даже дебиловатое такое лицо, со слабо выраженным даунизмом. Зовут его Лелик, и три его работы (из принесенных им двенадцати) довели тебя, делового человека, специалиста по порнографии, много чего повидавшего-покатавшего, до готовности немедленно поймать и выебать кого угодно, хоть бы и самого Лелика – а Лелик, надо понимать, очень непривлекательного вида человек, такой, с вялыми руками и морщинистой шеей, что при детском лице смотрится совсем уж чудовищно. Лелик делает биомиксы. Лелик делает их очень, очень, очень хорошо. Лелик серьезно уважал то, что делал Щ, Щ, он, знаете, кое-что делал даже получше Лелика, но Лелик просто другим немножко занимался, Лелика интересовали не так конкретные биомиксы, не так эротика или еще что, как некоторые побочные эффекты. Какие эффекты? Ну, эффекты. Явно не хочет говорить про эффекты. Бог с ними, с эффектами. Но и эротику тоже делал, источники, правда, приходилось покупать в биобанке большей частью или, конечно, перекраивать чилльные бионы, потому что не было денег свое записывать, не все же такие крутые сталкеры, как некоторые, упокой господь их душу, а тем, кто денег лопатой не греб, всем так приходилось – через банк или перекраивать, что в продаже есть, – но вот уж если бы свое, если бы кто предоставил Лелику возможность свое записывать, уж он бы… уж он бы…
