Нет - страница 100

Ну, никаких tears пока нет и еще, кстати, не ночь, еще можно, если теоретически рассуждать, если бы сейчас стало лучше, – еще можно было бы подняться на ноги, выпить, скажем, аспирину (голова, голова!), влезть в платье, хотя болит кожа и все тело кажется каким-то распухшим, встать на каблуки (это меня, наверное, доконает) и поехать на свадьбу, и изображать подружку невесты, смотреть на Вупи, всю такую прекрасную, такую в белом, такую сияющую при каждом взгляде на этого милого, трогательного, доброго жирного урода, которого она любит до тошноты, до мерзости, до… уээээ!

Ох черт, кусочек белесой блевотины на рыжей пряди. Вот не задумываясь, вот немедленно – полка, ножницы, пальцы, прядь брезгливо повыше, повыше, ножницы, слабый треск, падает та часть, которая с блевотиной, два чистых волоса цепляются за измятый рукав домашней рубашки – никогда, никогда за двадцать семь лет, ни разу ножницы не поднесла, никогда… Теснит, теснит, теснит – и расходится по ванной глухим воем. А клялась ведь себе, клялась, что не будешь плакать.

…и хор подхватывает:

«милый мой

любимый

я знаю, что не могу сказать ничего, что тебя утешит

я его не знала

но я знала, что он для тебя

любимый мой

хороший

я с тобой

я у тебя есть

это не замена, просто знай, что ты не один

он знал, как ты его любишь

ты всегда показывал ему это, всегда давал понять

я знаю, что он любил тебя тоже, я понимала это по твоим рассказам, по тому, как он вел себя с тобой, что говорил

солнце мое

Лис

я так тебя люблю

я никогда не оставлю тебя одного

я с тобой

я знаю, это должно тебе помочь

знай: я с тобой, я с тобой

я скажу жестокое и плохое

но я рада, что это не ты

и я не говорила бы

потому что – потому что, ты понимаешь

но: я хочу, чтобы ты тоже был рад, что это не ты

я хочу, чтобы ты чувствовал, что мы живы, что ты жив

что у нас впереди все на свете – и все на свете это понравилось бы Щ, он был бы рад, что у тебя это есть, что у нас это есть

ему бы понравилась я

ему бы понравилось твое лицо, когда ты здесь

какое у тебя было, когда стояли в детской, которая теперь наша

ему бы понравился наш малыш, когда он будет

я хочу, чтобы ты чувствовал, что жив

и радовался

как я радуюсь, что ты жив

прости, если я говорю не то, что ты хотел услышать

но для меня в этом мире нет ничего дороже тебя

и я счастлива, что ты есть

я с тобой

я с тобой

я с тобой».

– Дорогие гофпода, паны и, как говоритьфя, панове! Я не хотел бы в этот радофтный день фадерживать ваф, тем более, что впереди наф ждет фуршет. Я обещаю, что буду краток, фобран и краток. Я, фобфтвенно, хотел только поблагодарить вфех учафтников нашей, как говорили в фтарину, труппы. В первую очередь – нашего режиффера, гофподина Рукавишникова, операторов, бионифтов и, конечно же, гофподина Фавьялова, нашего продюфера, и пана Рожека, генерального продюфера, одного иф офнователей прекрафной компании «Хот Цфечь Принцефф», человека, благодаря которому мы вфе фдефь и фобралифь. Тут я бы хотел фделать ударение на флове «фдефь», потому что, как вам, наверное, ифвефтно, фнималфя фильм не фдефь, в центре фтарушки-Европы, а немного вофточней, в центре, так фкафать, Еврафии, иными фловами – в городе Мофкве. Но именно благодаря нашим чешфким друфьям, их финанфовому, не побоюфь этого флова, учафтию и, главное, их гофтеприимфтву, мы отмечаем премьеру нашего фильма фдефь, в Флатой Праге. Тут пофволю фебе немного отвлечьфя, потому что это интерефный фюжет. Мы фобралифь фдефь, в Праге, в городе, как ифвефтно, колдунов и алхимиков – а мы понимаем, что в нашей, европейфкой культуре, да профтят меня прифутфтвующие фдефь афиатфкие товарищи – так вот, в нашей, европейфкой культуре Прага – прежде вфего город колдунов и алхимиков. Так вот, мы предфтавляем фдефь фильм, в котором я играю колдуна. Флого, ефли угодно, колдуна, который нефет добро фвоим, так фкафать, яфыком. И – немаловажная деталь – мы предфтавляем не профто порнофильм, а именно ванильный фильм, легальный, целомудренный, удовлетворяющий Кодекфу AFA. Так вот, Прага вфегда была городом колдунов, алхимиков, то ефть людей, ифкавших вофможнофть транфмутации, облагораживания неблагородных металлов, доведения их до фофтояния благородных, до феребра и фолота. И вот фмотрите, дорогие гофпода, что проифходит. Я, человек, так фкафать, пофтрадавший от природы, дифэйблд, как говорили в фтарину, перфон, имеющий неблагородный недофтаток, бывший в годы моей молодофти предметом нафмешек и флофловия – я чуть было не фкафал «флояфычия», но решил, что это будет дурной каламбур. Так вот, меня берут и транф-му-ти-ру-ют, делают актером, флужащим благородной цели, фнимающимфя в благородном фильме. По-моему, это важно и прекрафно, да, очень важно и очень ферьефно. Я чувфтвую фебя, как Грегор Фамфа, который, так фкафать, вопреки вашему фоотечефтвеннику, профнулфя в один прекрафный день и обнаружил, что он уже не жук, а человек! И я тоже чувфтвую фебя человеком, и я чувфтвую, что я, Евгений Грыфевой, преобрафилфя пофредфтвом магичефкой вофгонки, офущефтвленной роффийфким филиалом фтудии «Хот Цфечь Принцефф» и вфей нашей фъемочной группой. В рефультате, так фкафать, большого труда. Труд – это важнейшая вещь. Я ведь фвоим ученикам вфегда так и говорю: «Беф труда не вытащишь и рыбку иф пруда». И тут я, фовершив, так фкафать, круг, еще раф хочу поблагодарить нашего фамечательного режиффера, уроженца города Петербурга, не менее крафивого, к флову фкафать, чем Прага, хотя и нафываемого в нафмешку над чафтыми наводнениями Феверной Венецией. Да, я хочу поблагодарить гофподина Рукавишникова, а также наших фамечательных операторов, бионифтов и продюфферов – и – лафт, как говорили в фтарину, бат нот лифт – мою прекрафную коллегу по фъемкам, крафавицу Дар. Вфе они вмефте фовершили то фамое алхимичефкое превращение, в котором дух, как и положено, победил инерцию мира и первичная материя, какой был я, превратилафь в благородный и драгоценный, ефли это не флишком выфпренно фвучит, металл. А теперь я хочу еще раф поблагодарить вфех, кто пришел на эту премьеру, и ф удовольфтвием дам интервью, ефли кто-нибудь фахочет, я буду очень рад, и приятного вам ужина и профмотра – фпафибо!