Сантьяго. Мадрид — это же сплошной музыкальный маразм. Надо ехать в Барселону, чтобы послушать что-то пристойное.
Матильда. Да вообще, нет спасения нигде, кроме Вены.
Тибо. У нас в Льеже хорошая опера.
Грасиэла. Нет, правда, в Барселоне можно послушать прекрасные вещи.
Берналь. Но далековато.
Миранда. Надо признать, увертюра — это был старый добрый Карст. Прекрасная увертюра, тонкая, изысканная, трагическая без надрыва, легкая в нужный момент, я возлагал большие надежды, прослушав эту увертюру.
Матильда. Да, правда, увертюра…
Миранда. Да, а потом этот провальный Дон Жуан, по-моему, сбил Карста с толку, и больше он не сделал ничего путного.
Эдит. Да он больше почти не дирижирует, оркестр играет сам по себе, в этот вечер он вряд ли потеряет с потом пять кило, как обычно.
Матильда. Он теряет пять кило?
Тибо. Да, говорят, как гонщики «Формулы-один». Однажды на Франкоршаме[36] я слышал интервью Шумахера, он сказал…
Эдит. Да, я несколько раз встречала Густава Карста у Яхера, он рассказывал, что концерт стоит ему трех килограмм, а опера пяти.
Сантьяго. Думаю, не всякая: вряд ли он теряет на «Бастьене и Бастьенне» столько же, сколько на «Зигфриде».
Федерико. Добрый вечер всем!
Грасиэла. Федерико! Какой приятный сюрприз! Я вас не видела.
Федерико. Мы только что пришли.
Сантьяго. Эдит, разреши представить тебе Федерико Гарсия Гарсия, блестящего журналиста из «АВС» и, стало быть, коллегу моей половины.
Эдит. Очень приятно, Эдит Жако.
Сантьяго. Эдит историк искусства, ты, наверно, читал ее книгу о вкусе и эротизме в семнадцатом веке, издательство «Ситадель и Мазено», просто чудо.
Федерико. Ну конечно. Вы живете в Париже?
Эдит. Да, вообще-то я живу между Парижем, Брюсселем и Веной.
Матильда. И Мадридом.
Эдит. Да, время от времени.
Матильда. Довольно часто все-таки.
Эдит. Когда как.
Федерико. Я дам вам мой адрес, я тоже время от времени бываю в Париже.
Берналь. Федерико, познакомь же нас наконец с этой очаровательной девушкой, в такой компании и с тобой можно пообщаться.
Летисия. Меня зовут Летисия Ромеро.
Миранда. Чем вы занимаетесь?
Берналь. В дневное время, естественно.
Федерико. Это сестра восходящей звезды, что поет сегодня Дон Жуана.
Селина. Хотите бокал кавы?
Эдит. Кончилась.
Летисия. Мы не могли приехать раньше, пропустили начало.
Матильда. Не вы одни.
Летисия. Ну и как?
Миранда. Прекрасно, прекрасно.
Сантьяго. Да, он талантлив, несомненно, талантлив. Может быть, молод еще.
Матильда. Как это вышло, что ваш брат, та-кой молодой, сегодня на сцене с величайшим дирижером?
Летисия. Карст слышал его как-то в Амстердаме. И потом, мой брат получил первую премию Парижской консерватории.
Эдит. Это не имеет значения.
Летисия. Так как он? Справился? Или не очень?
Селина. Лично меня проняло.
Эдит. Да прекратите же морочить голову бедной девушке!
Летисия. Хорошо все прошло?
Эдит. Ваш брат провалил свой выход и все еще не взял себя в руки. Не самая большая трагедия, но увы. Антракт пойдет ему на пользу.
Федерико. Ну да, публика потом помнит не с чего все начиналось, а чем закончилось. Это как на корриде.
Берналь. Угу, а началось, кстати, с опозданием на полчаса.
Миранда. На двадцать минут.
Грасиэла. Публика тем временем хорошо позабавилась, оркестр всех заставил петь, чтобы легче ожидалось. Я и не знала, что у голландцев есть чувство юмора.
Берналь. У голландцев нет, но у Концертгебау есть.
Федерико. А глава правительства, кстати, он ведь должен быть здесь, не так ли?
Сантьяго. Он, наверно, в королевском фойе.
Федерико. Надо попробовать туда зайти.
Тибо. А вот и звонок, пора по местам.
— До скорого.
Толпа расходится; официанты убирают со столиков и уносят подносы; билетерши утрамбовывают публику к дверям зала; ряды заполняются; стихает шум, угасает гомон, а с ним и люстра.
