Этого оказалось мало — пришлось подключить против влюбленного Михаила Федоровича его мать и Земский собор. Невеста была сослана, но двадцатилетний государь получил такую душевную рану, что восемь лет отказывался жениться. Скорбь сына смягчила даже его властного отца Филарета Никитича: врачебная экспертиза подтвердила полное здоровье Марьи Хлоповой и вину Салтыковых… В сентябре 1623 г. заинтересованные лица при дворе лишь чудом смогли предотвратить соединение государя с его возлюбленной. Для этого потребовалось заклятие царской матери, великой старицы Марфы Ивановны, заявившей, что «не быть ей в царстве перед сыном, если Хлопова будет у царя царицею».
Из-за придворных распрей была поставлена под вопрос судьба династии, Россия рисковала вновь погрузиться в пучину гражданской войны, если Михаил умрет бездетным. Он отказался от любимой, но прошел еще год, прежде чем согласился на брак. Избранная для Михаила Федоровича супруга из знатнейшего рода Долгоруковых угрожала балансу сил при дворе. Удивительно ли, что тщательно отобранная невеста не прожила и года, если ненависть к ее счастливым родичам, по свидетельству документов, проявилась со стороны обойденной знати уже у постели новобрачных?![16]
Лишь третья избранница Михаила, Евдокия Лукьяновна Стрешнева, стала матерью его детей. Царь женился на ней только через тринадцать лет после своего восхождения на престол. Наученный горьким опытом, он установил при дворе чрезвычайные меры охраны царицы (которые в полной мере воспринял затем Алексей Михайлович). Один взгляд на царицу человека, не принадлежавшего к узкому кругу допущенных к ней лиц, грозил тяжелой опалой представителю любого рода, независимо от знатности и заслуг.
Морозов и Вонифатьев не желали рисковать, но они прекрасно знали систему предохранительных мер и нашли в ней лазейку. Даже хорошо осведомленные лица не поняли, что произошло 14 февраля 1647 г. во дворце. Максимум, что могли предположить — будто Евфимио Федороину Всеволожскую «упоили отравами». Только известный ученый Самуил Коллинс, доктор медицины и царский врач, поведал потомкам, как все обстояло в действительности[17].
Наряжая невесту в царский наряд, прислуживавшие ей женщины елико возможно крепче стянули волосы прически, а затем крепко затянули сверху драгоценный венец (головную повязку царевен). Едва сделав несколько шагов к царю, Евфимия Федоровна упала в обморок. Морозову оставалось (разумеется, через других) объявить, что у невесты падучая болезнь и «к государевой радости она не прочна». Семья, представившая царю порченую девицу, была обвинена в государственной измене и сослана в Сибирь[18].
Морозов справедливо полагал, что царь постарается облегчить участь полюбившейся ему девушки. И действительно, 17 июля 1653 г. Алексей Михайлович повелел перевести всю семью Евфимии Федоровны из Тюмени в их поместье в Касимовском уезде[19]. Там развенчанная царская невеста жила еще в 1660 г., сохраняя, как говорили, необыкновенную красоту и отказывая всем знатным женихам. Она была совершенно здорова. Это могло навести царя на размышления. Но все было предусмотрено заранее.
Как только Всеволожские отбыли в Сибирь, в Москве началось энергичное расследование. 10 апреля 1647 г. виновник был найден. Им оказался… крестьянин боярина Никиты Ивановича Романова Мишка Иванов. Он якобы напустил порчу на царскую невесту. Таким образом, девушка могла оказаться и здоровой, но те, кто объявил у нее падучую болезнь, оказывались невиновными. Иванова «велели держать под крепким началом с великим береженном» в отдаленном и дружественном Морозову Кирило-Белозерском монастыре.
Не поздоровилось и придворным противникам Морозова. По крайней мере, один из них поплатился ссылкой в Вологду. Дядя Алексея Михайловича по матери, кравчий (виночерпий) Семен Лукьянович Стрешнев был обвинен в колдовстве. Концы были спрятаны в воду. Позаботился Морозов и о личном алиби. Он не выступал прямо против царской невесты. Старый дядька выразил сочувствие воспитаннику, пострадавшему «от ненависти и зависти» высокородных людей.
