В наш век Оно воскресло снова,
Когда век этот изнемог, —
Единственное в мире Слово.
Короткое как выдох: Бог.
Единственное. И едино
Для всех и через всех – насквозь!
Собор из всей вселенской глины,
Где все сверкнуло, все нашлось
Иссохнувшие океаны,
Затопленный, забытый лес,
Цветы и люди, реки, страны —
Всем канувшим противовес.
Одна единственная гиря,
Перетянувшая всю твердь,
Всю кровь и боль – все крики в мире,
Уравновесившая смерть.
Се есть. Так сдвинься, дай дорогу
Извечному, мгновенный век!
Я – человек, зачатый Богом,
Чреватый Богом человек.
Несу. Ращу. И вот – блеск чуда,
Сквозь тяжесть и сквозь глину – высь.
Плотину прочь! Долой запруду!
Мой плотный век, посторонись!
Мой век идей, мой век развалин…
В мой век на слом пускали храм.
В мой век топтали и пытали
Все что с небес сходило к нам.
Глушили лязгом пил хоралы,
Бросали вниз колокола.
А музыка не умирала
Вся в корчах, в судоргах – жила.
Ей вновь выламывали руки, —
В крови, истерзана, гола,
Она жила, дробясь на звуки,
На тыщи криков – но жила.
Жила еще… Все тише, глуше:
«Пустите!..» – звонный след в ночи…
«Я принесу вам с неба душу,
Дам небо, душу дам!..» – Молчи!
Ты не дала голодным хлеба,
Ты – лишь мираж в пустыне, дым.
Зачем нам сны, зачем нам небо?
Нам – плотным, явным и земным?
Поем земными голосами
И вместо храма строим дом.
И где добро, где зло – мы сами
Земным рассудком разберем.
Взлетел топор, сверкнула плаха —
Как богу зримому – свеча.
За твердость рук, за точность взмаха
Обожествили палача.
Ослепшие от блеска стали,
За вышний перст принявши нож,
Радели люди и кричали:
Как красен он! Как он хорош!
Запретный плод Живого Древа
Познания Добра и Зла, —
Застрял он комом в горле Евы. —
Праматерь так и не смогла
Переварить его доселе.
И бедный муж ее не смог.
Они дышали еле-еле.
И вот тогда явился Бог…