Сиденье зычно крякнуло под Вадимом, а потом смешно заухало и зашептало, когда он потянулся, чтобы закрыть дверь. Дверь звонко прихлопнулась, и в машине что-то задребезжало.
— Больно же, — мрачно сказал Виктор, хрустнув рукояткой скоростей.
— Чего? — не понял Вадим.
— Больно ей, — сказал Виктор, — когда бьешь…
— Это вы о двери? — спросил Вадим.
Таксист промолчал. А Вадим погладил стекло, потом обшивку двери, потом панель и попросил:
— Извини.
Витя покосился на него и ухмыльнулся. «Молодец», — сказал себе Данин.
Потом они еще минут десять крутились по переулкам, беспорядочным, мелким и пустынным. До Соснового было далеко, но Вадим решил, что пора начинать. Чтобы почувствовать себя свободней, он развалился на сиденье и закинул левую руку за спинку. Этого ему показалось мало, и он нацепил скептическую усмешку. Но сидеть стало неудобно, а усмешка показалась дубоватой. Он опять, скрипя, завозился на сиденье. Витя подозрительно посмотрел на него, а потом после паузы спросил:
— Закурить есть?
Вадим обрадовался, но виду не подал, неторопливо полез в карман. Витя поковырялся толстыми, волосатыми пальцами в пачке «Винстона», вытянул сигарету, спросил:
— Родные?
— Ага, — кивнул Данин. — Родные.
— Где берешь? Здесь? Привозные?
— Привозные. Подарок. Из Финляндии.
— Из Финляндии, — усмехнулся Витя и пошевелил губами, собираясь плюнуть, но не плюнул, а сказал: — Ну, ну…
— Что «ну-ну»? — беззлобно спросил Вадим. — Думаешь, вру?
— Нет. Молодость вспомнил, — ответил Витя, неотрывно глядя перед собой. (Данину показалось, что Витя смотрит не на дорогу, а на чистенький, не заляпанный еще капот. Как бы не вмазаться, подумал, и поежился).
— Понимаешь, земляк, — опять заговорил Витя. — Я же бывал в этой самой Финляндии. Два раза. Вот как.
— По туристической?
— Не…
— В командировке?
— Ага, — гордо сказал таксист.
— Ух ты! — восхитился Вадим и подумал, как бы не перегнуть.
— Это таксистов теперь в командировки за границу посылают? За опытом, что ли?
— Таксистов, — брезгливо усмехнулся Витя. — Таксиста посылают на… Кучер, он и есть кучер…
— Ну это ты чересчур, — вступился Данин за славных таксистов.
— Кучер, — упрямо повторил Витя.
— Так как же ты ездил? — Данин решил не спорить. — Другая профессия была? Что-нибудь дефицитное?
— Профессия такая же, при машинках, — сказал Витя. — Но там была работа, азарт, деньги и классные бабы. Мужицкая работенка была.
Вадим вдруг догадался:
— Гонщик? Раллист?
— Раллист, — сказал Витя и с достоинством посмотрел на Данина. Глаза у таксиста были мутно-розовые и почти без зрачков. «Как у борова. Пьет, верно, вглухую», — подумал Данин и отвел взгляд.
— Я вторым человеком был после директора. На автозаводе на меня молились. Я им престиж делал и знамена разные. На мне бабы гроздьями висели. Я жил, я дышал…
Витю прорвало. Он нес все подряд (бессвязно перескакивая с одного на другое): про трассы, по которым гонял, про города, где бывал, про гостиницы, где ночевал, про рестораны, в которых кутил, про тренеров, про женщин, про шмотки. Он пьянел от своего рассказа.
— А что потом? — прочувствованно спросил Вадим.
Витя отдышался и нехотя проговорил:
— Потом втюрился, как… Болел, аж температура была. Во как втюрился. А она… с другим. Я их застукал. Сначала жить не хотел, а потом того самого, — он щелкнул себя пальцем по горлу. — Ну и того… Короче, кучер он и есть кучер.
Когда таксист поднял руку, Вадим заметил на ней крап. Он видел уже такой однажды.
— Да, — протянул он, — и вверх тормашками потом все у тебя пошло. Знакомо. Бывает. — И опрометчиво добавил: — А потом сел, видать, по глупости, и вообще конец. Но ты не унывай, держись.
Витя шарахнул по тормозам, и Вадим рванулся вперед, едва успев руки выставить и упереться крепко в панель.
— Ты чего? — вытаращив глаза, рявкнул он.
Машина опять плавно поехала.
— Попридержи язычок, земляк, — с угрозой проговорил Витя. — Живешь и живи и не лезь куда не надо. Я тебе не кум, не сват, и не надо меня лечить…
— А я и не лечу, — сказал Вадим и подумал: «Шизофреник». А через мгновение спохватился и миролюбиво попросил: — Ты извини. Я ж как лучше хотел, не подумал просто. Хорошо?
