Прощай, моя мила провинция. Если твои люди и нехорошо относились ко мне, что с них взять: люди есть люди! Но прекрасны твои чистые леса, да и люди еще достаточно наивны, чтобы разделять человека на тело и душу, они еще не думают о двойственности, не встали на тропу войны.
Безлюдность улицы начала пугать Веселка. Ни машин, ни людей, ни собак, ни музыки из окна жилого дома. Хотя, Веселок был уверен в этом, в квартирах не бездействовали. Там пили вино, смотрели телевизор, бранились, жили. Но все надежно укрылись от проницательного взгляда Веселка.
Да нет. Неправда! Нет причин, Веселку, наоборот, поверяют свои тайны, даже интимные. Так почему же улица пуста теперь?
Безлюдье наступает перед началом какого-нибудь людного события. Уж не явится ли конец света, событие, уже давно обещавшее посетить человечество в самую знойную точку его существования.
"После конца света бывает начало света, когда оживают мертвые и снова начинают свое горькое существование. Кем приду снова в этот мир? - смиренно подумал Веселок. - Не человеком, только не человеком. Сначала лучше бы деревом, чтобы отдохнуть от проклятой двойственности, яблока раздора дл этого мира".
Вдруг улица почернела от выбегающих из подъездов людей. Захлопали двери, заскрипели пружины, послышались взволнованные крики людей. Все бежали в сторону высветившейся церквушки. Перед нею, как помнил Веселок, была небольшая уютная площадь.
"Куда же бежит народ?" - удивился Веселок. Вскоре все открылось. Мужчина, обогнавший Веселка, поскользнулся и упал. Шлепнулся так, что шуба нараспашку. Ветер подхватил и прижал к стене выпавшую из рук газету.
Веселок осторожно обошел пострадвшего, может, уже мертвого, но одним больше, одним меньше - толпа не плачет по отдельным личностям. Но Веселок-то вынужден: он нездешний, он не принадлежит толпе. Он так осторожно обошел мертвеца, что не наступил не только на назойливо распахнувшуюся шубу, но и на еще более назойливую тень от нее.
На аптечном крылечке, освещенном красной лампочкой, Веселок развернулгазету, прочитал заголовок и грустно улыбнулся. Его догадка подтвердилась: люди бежали казнить еврея.
Измучившись жизнью, запутавшись в истинах, оставшись без хлеба, люди нашли виноватого.
Заголовки газеты пестрели: Кто виноват? Кто виноват? И категоричные ответы: Евреи! Евреи! Евреи!
Мы живем впроголодь, наши дети болеют от радиации. Кто-то виноват в этом, кто-то должен ответить за это? Евреи виноваты в этом, евреи должны ответить за это!
Веселок посмотрел на бегущий народ. Сколько их, судей, каждый мечтает принять участие в спектакле под названием "Голгофа", сыграть главные роли - роли палачей.
Невеселым холодком повеяло на сердце. Сегодня убьют одного, завтра другого, послезавтра третьего по выбору полоумной фантазии привыкшего убивать народа.
С тихим презрением глядел он на бегущих. Привычная картина истории: ату его, ату! "Берегись толпы", - говорил великий стоик.
Какое-то легкое человеческое создание ударилось в спину Веселка. Он посторонился, уступив бегущей дорогу. Она, не останавливаясь, поблагодарила его ледовым пожатием руки. "Боже мой! - ахнул Веселок. Ноги у женщины были босые. - Она же простынет". Из самых лучших отцовских побуждений он рванулся за ней, чтобы поделиться обувью, но она уже затерялась в толпе.
Наконец невольный, а точнее, подневольный бег Веселка оборвался. Он уткнулся в хмурые, тесно прижатые, пригнанные спины. Веселку захотелось в первые ряды, он начал протискиваться. И к своему удивлению, как будто ему покровительствовала судьба, он легко прошел сквозь плотную толпу.
Но, попав в первый ряд, Веселок так растерялся, что тут же хотел было повернуть назад, одннако кольцо людей плотно сжалось.
"Каким же ветром меня сюда занесло!" - с отчаянием подумал Веселок. Это он из-за сострадания к босой женщине оказался в антисемитских кругах. Хотел согреть ее ноги, а если бы повезло, то и все ее хрупкое тельце. Не туда он попал, нет ему места в политически настроенной толпе. И он сделал вторую попытку выйти из игры.
Увы! Чья-то сильная рука схватила его за ворот:
