Необходимость обнаруживается повсюду как в области духа, так и в области природы, так же как и свобода существует и в природе, и в духе, поскольку природа является «становлением», а не стабильным бытием, поскольку она представляет собой бытие, которое разделяется и объединяется в себе самом, рефлексию жизненной силы, которая не успокаивается ни в одной из своих форм. Существует единственная в своем роде наука, наука, которая демонстрирует поступательный процесс развития или созидания самого себя начиная с тождества и заканчивая целостностью, заканчивая абсолютом, ставшим объективным в завершенной целостности.
Образец такой науки нам и дает Феноменология, а также предшествующие ей исследования и наброски. Не проходя через идею небытия, он в Различии устанавливает тождество становления и бытия. В небольшой работе о способе изучения естественного права он говорит о единстве бытия и небытия; он указывает на важность критики эмпирического мнения (Meinen). Концепция Логики формируется в его уме в то же самое время, что и концепция Феноменологии, или, скорее, как нам известно, она уже была сформирована, поскольку он уже набросал первые формы своей системы. Именно на эти наброски он, несоменно, намекает в 1802 году: «Истинным методом был бы тот, посредством которого уже на краю могилы, следуя своим ходом, познание устремлялось бы наверх, тот, посредством которого философия сводилась бы к Логике». Рейнгольд видел нечто подобное этой идее, но благодаря своим ложным противопоставлениям, благодаря своим поверхностным определениям представил ее совершенно неточным образом. Впрочем, только если одновременно вынашивать замысел и Логики, и Феноменологии, можно прийти к истинной концепции философии. Философия имеет право придать себе форму Логики с тем, чтобы занять свое место в ансамбле наук. Но она должна также знать, что «Абсолют на пути своей эволюции, которая творит его вплоть до полного завершения его самого, должен в то же самое время в каждой точке создавать себе препятствия и огранизовываться в определенную форму, и в таком множестве он является как созидающий сам себя». Только тогда будут объединены те две противоположности, которые, кажется, так глубоко не объединялись в синтезе Шеллинга: покой и движение. Тогда мы придем к идее бесконечности, взятой как противоположность себе самой.
Философии становления, которой является философия Фихте, Гегель противопоставляет философию бытия; но если эта философия Фихте есть философия становления, то она является лишь философией становления застывших крайностей; противоположность, на которую мы только что указали, скрывает, следовательно, в себе другую, и мы можем сказать совершенно обратное тому, что мы только что утверждали; философии «производного» бытия Фихте Гегель противопоставляет философию становления. Он показывает, как «в бесконечной деятельности становления и производства разум вновь объединил то, что было разделено, и заставил абсолютное разделение спуститься на уровень относительной противоположности, которая определяется тождеством». Объединив противоположные крайности, отрицая самого себя как противоположность, разум разрушил эти крайности и в то же время их сохранил; их исчезновение в абсолюте обеспечивает их возникновение. Понятно, что законом рефлексии будет ее собственное уничтожение. Кроме того, необходимо, чтобы она уничтожила свой собственный закон, который является законом противоречия.
Таким образом мы разыгрываем ту игру, которой наслаждался Дамаскин, когда он в своем мышлении следовал за гипотезами Парменида[183] Более того, мы видим, что это множество, которое рассматривалось как низшая ступень, это множество λόγος, жизни, становится свойством самого гегелевского понятия. То, что вынуждало нас подниматься выше идеи жизни, как и выше идеи любви, позволяет нам на них задержаться и заметить в них то, что позже будет понятием. Именно это и сделает Гегель, когда в Различии между филосфией Фихте и философией Шеллинга сформулирует идею тождества нетождественного; когда, в то же самое время он будет утверждать единство всеобщего и единичного. В трактате о
