Нет, ум мистера Квина был озабочен другим вопросом: как обернуть правду, выглядевшую гибельной для Джима Хейта, ему на пользу? Это стало бы метким ударом, которому придала бы силу неожиданность, ибо молодой Брэдфорд никак не может предвидеть то, что сам Эллери, уже сидящий на свидетельском месте, еще не смог изобрести.
Поэтому мистер Квин не напрягал мозг, а потихоньку исследовал его самые потайные уголки в поисках намека или ключа к тому пути, которым нужно следовать.
Покуда Эллери отвечал на первые рутинные вопросы о его имени, роде занятий, связях с семьей Райт и тому подобном, поведение Картера Брэдфорда подсказало ему еще одну мысль. Слова Брэдфорда были сдержанными и беспристрастными, но в его тоне слышалась горечь. Карт не забывал, что этот худощавый человек со спокойным взглядом, находящийся сейчас в его власти, автор не только книг, но и, в некотором роде, любовных неприятностей мистера Брэдфорда. Образ Пэтти незримо присутствовал между ними, и мистер Квин с удовлетворением отметил это как свое очередное преимущество над прокурором. Ибо образ этот слепил глаза и омрачал вполне респектабельный интеллект молодого мистера Брэдфорда. Запомнив упомянутое преимущество, мистер Квин вновь сосредоточился на стратегических проблемах, вполуха слушая задаваемые ему вопросы.
Внезапно Эллери понял, как заставить правду работать на Джима Хейта! С трудом сдержав усмешку, он откинулся назад и сосредоточил все внимание на прокуроре. Первый же вопрос по существу убедил его, что Брэдфорд, высунув язык, бежит по горячему следу.
— Вы помните, мистер Смит, что мы обнаружили три письма, написанные почерком обвиняемого, в результате истерической уверенности миссис Хейт, что вы уже рассказали нам о них?
— Да.
— И вы также помните две мои безуспешные попытки в тот же день выяснить у вас, что вы знаете об этих письмах?
— Отлично помню.
— Мистер Смит, сегодня вы находитесь на свидетельском месте под присягой, обязывающей вас говорить только правду. Я спрашиваю вас: знали ли вы о существовании этих трех писем до того, как шеф Дейкин нашел их в доме обвиняемого?
— Да, знал, — ответил Эллери.
Брэдфорд был удивлен. Столь откровенный ответ насторожил его.
— Когда вы узнали о них?
Эллери сообщил ему это, и удивление Брэдфорда сменилось удовлетворением.
— При каких обстоятельствах? — быстро спросил он с легким оттенком презрения.
Эллери послушно ответил.
— Следовательно, вы знали, что миссис Хейт грозила опасность со стороны ее мужа?
— Не совсем. Я знал, что существуют три письма, указывающие на это.
— Верили ли вы или нет, что эти письма написаны обвиняемым?
Судья Мартин попытался возразить, но мистер Квин встретился с ним взглядом и едва заметно покачал головой.
— Я этого не знал.
— Разве мисс Патриция Райт не идентифицировала в вашем присутствии почерк ее зятя, как вы только что заявили?
Мисс Патриция Райт, сидящая на расстоянии пятнадцати футов, с ненавистью смотрела на обоих.
— Да, но это не означало, что так оно и есть.
— Вы сами не проверяли почерк?
— Проверял. Но я не претендую на звание графологического эксперта.
— Тем не менее вы ведь должны были прийти к какому-то выводу, мистер Смит?
— Протестую! — не сдержавшись, крикнул судья Мартин. — Выводы мистера Смита никого не касаются.
— Вычеркните вопрос, — распорядился судья Ньюболд.
Брэдфорд улыбнулся.
— Вы даже обследовали принадлежащую обвиняемому книгу Эджкоума «Токсикология» — в частности, страницы семьдесят один и семьдесят два, посвященные мышьяку, где определенные фразы были подчеркнуты красным карандашом?
— Да.
— Вы поняли из этих фраз, что если планируется убийство, то оно произойдет при помощи отравления мышьяком?
— Мы можем спорить до бесконечности о разнице между уверенностью и возможностью, — печально отозвался Эллери Квин, — но, чтобы сэкономить время, отвечаю «да».
— Мне кажется, ваша честь, — заявил Илай Мартин, — что это абсолютно неправильный метод допроса.
— Почему, защитник? — осведомился судья Ньюболд.
— Потому что мысли и выводы мистера Смита, касающиеся уверенности, возможности, сомнений и прочего, не имеют прямого отношения к рассматриваемым фактам.
