— Я хочу поговорить с тобой о Джиме, Карт! — в отчаянии крикнула Пэт.
Она почувствовала, как Картер моментально остыл. Он отпустил ее, отошел к стене с окнами и уставился на площадь перед зданием суда, не видя ни автомобилей, ни людей, ни деревьев, ни пасмурного райтсвиллского неба.
— Что ты хотела узнать о Джиме? — бесстрастно спросил он.
— Карт, посмотри на меня! — взмолилась Пэт.
Он повернулся к ней:
— Я не могу этого сделать.
— Не можешь на меня смотреть? Но ты ведь смотришь!
— Я не могу отказаться от этого дела. Ты ведь пришла просить меня об этом, не так ли?
Пэт снова села, поискала помаду, но у нее тряслись руки, и она защелкнула сумочку, так и не подведя губы после поцелуев.
— Да, — тихо ответила она. — И не только об этом. Я хотела просить тебя уйти с должности прокурора и защищать Джима. Как судья Илай Мартин.
Карт молчал так долго, что Пэт пришлось посмотреть на него. В его взгляде была горечь, но, когда он заговорил, голос звучал мягко.
— Это несерьезно. Судья — старик и ближайший друг твоего отца. Да и в любом случае он не мог бы председательствовать на этом процессе. Но меня избрали на эту должность совсем недавно. Я принес присягу, и это кое-что для меня значит. Не хочу выглядеть напыщенным политиканом, подыскивающим голоса в свою пользу…
— Но ты им и выглядишь! — вспыхнула Пэт.
— Если Джим невиновен, его освободят. А если виновен… ну, в таком случае ты не должна хотеть, чтобы его освободили, верно?
— Он невиновен!
— Это решать присяжным.
— Ты уже решил! Мысленно ты приговорил его к смерти!
— Дейкин и я должны были собрать все факты. Неужели ты этого не понимаешь? Наши личные чувства не могут вмешиваться. Нам обоим нелегко из-за этой истории…
Пэт едва не плакала и сердилась за это на себя.
— Неужели для тебя ничего не значит, что от этой, как ты говоришь, «истории» зависит вся жизнь Норы? Что она ждет ребенка? Я знаю, что процесс нельзя остановить, но хочу, чтобы ты был на нашей стороне. Чтобы ты помогал, а не мешал!
Карт скрипнул зубами.
— Ты говорил, что любишь меня! Как ты можешь любить меня и… — Пэт с ужасом услышала, как дрогнул ее голос, и ощутила на щеках слезы. — Весь город против нас. Они бросали камнями в Джима. Они обливают нас грязью. А ведь это Райтсвилл, Карт! Райт основал этот город! Мы все родились здесь — не только дети, но и папа, и мама, и тетя Табита, и Блуфилды, и… Я уже не та избалованная девчонка, которую ты привык тискать на заднем сиденье своего драндулета субботними вечерами в роще на разъезде! Весь мир рушится, Карт, — я повзрослела, глядя на это! О, Карт, у меня не осталось ни гордости, ни сил — скажи, что ты поможешь мне! Я боюсь! — Пэт закрыла лицо руками, поддавшись эмоциям. Ничто не имело смысла — ни то, что она говорила, ни то, что думала. Все тонуло в слезах.
— Я не могу, Пэт, — жалобно произнес Карт.
Это все решило. Пэт пошла ко дну, но существовала и другая, мрачная и злобная жизнь, заставившая ее вскочить с кресла и крикнуть:
— Ты всего лишь эгоистичный, расчетливый политикан! Ты готов увидеть Джима мертвым, а папу, маму, Нору, меня и остальных страдающими только ради собственной карьеры! Еще бы — это ведь громкое дело! Дюжины репортеров из Нью-Йорка, Чикаго и Бостона будут ловить каждое твое слово! Твое имя и фотография появятся везде. «Блестящий молодой прокурор Брэдфорд заявил, что его долг… Нет, это не для печати…» Ты просто паршивый охотник за рекламой!
— Мысленно я уже через все это прошел, Пэт, — без всякого гнева ответил Карт. — Полагаю, мне не стоит рассчитывать, что ты посмотришь на это с моей точки зрения…
— Оскорбленная невинность! — усмехнулась Пэт.
— Если я не выполню эту работу — откажусь или уйду в отставку, — ее выполнит кто-то другой. Кто-то, кто, быть может, будет куда менее расположен к Джиму. Но если обвинителем буду я, Пэт, можешь не сомневаться, что с Джимом обойдутся по справедливости…
Пэт выбежала из кабинета.
Напротив двери, с другой стороны коридора, ее терпеливо поджидал Квин.
— О, Эллери!..
— Поехали домой, — мягко предложил он.