— Дом стал как новый, — подхватила Пэт. — Готов к приему влюбленных. Нора, перестань реветь!
— Он такой красивый! — всхлипывала Нора, обнимая отца и мать. Она вытащила мужа из машины, чтобы обследовать интерьер дома, простоявшего пустым, если не считать краткого пребывания в нем Квина, три ужасных года.
* * *
За день до возвращения новобрачных Эллери Квин упаковал дорожную сумку и сел в полуденный поезд. Исчезновение выглядело при нынешних обстоятельствах крайне деликатным, что не преминула отметить Пэт. Но Квин вернулся 17 октября, на следующий день после общенациональной регистрации призывников, застав в маленьком домике смех и суету и не обнаружив никаких признаков, по которым его еще недавно именовали Несчастливым домом.
— Мы хотим поблагодарить вас за то, что вы уступили нам дом, мистер Смит, — сказала Нора. Пятнышко на ее вздернутом носе свидетельствовало о занятиях хозяйством.
— Ваш великолепный вид для меня лучшая награда.
— Льстец! — фыркнула Нора, поправив крахмальный передничек. — Я выгляжу кошмарно…
— Только для слабых зрением. Где счастливый супруг?
— Джим забирает свои вещи на вокзале. Перед отъездом из нью-йоркской квартиры он упаковал книги, одежду и все прочее и отправил их в Райтсвилл почтой до востребования — с тех пор они хранились в багажном помещении. А вот и он! Джим, ты все забрал?
Джим помахал рукой из такси Эда Хотчкиса, нагруженного чемоданами, ящиками и сундуком с одеждой. Эд и Джим стали вносить вещи в дом. Эллери отметил, как прекрасно Джим выглядит, а Джим дружески пожал ему руку, поблагодарив за то, что он «так любезно согласился перебраться из дома». Нора пригласила мистера «Смита» остаться на ленч, но мистер «Смит» засмеялся и ответил, что воспользуется приглашением, когда супруги не будут так заняты устройством.
— Сколько ящиков, Джим! — воскликнула Нора, когда Эллери уходил.
— Никогда не знаешь, сколько у тебя книг, пока не начнешь их упаковывать, — отозвался Джим. — Эд, отнеси пока эти ящики в подвал, ладно?
Последнее, что видел Эллери, были Джим и Нора в объятиях друг друга. Эллери усмехнулся. Если в стенах дома новобрачных таилось несчастье, то оно спряталось чертовски хорошо.
* * *
Эллери с новой энергией занялся романом. За исключением приема пищи, он не покидал свои апартаменты на верхнем этаже, которые Герми целиком и полностью предоставила в его распоряжение. Герми, Пэт и Луди слышали, как часами стучит его портативная пишущая машинка. Эллери редко видел Джима и Нору, но за обедом напрягал слух в поисках каких-либо диссонансов в семейных отношениях. Однако Джим и Нора казались счастливыми. Джим обнаружил в банке поджидающий его кабинет с новым дубовым письменным столом и бронзовой табличкой с надписью: «М-р Хейт, вице-президент». Старые клиенты заходили пожелать ему удачи и спросить о Норе, не без надежды на повод для сплетен.
Маленький дом также пользовался популярностью. Дамы с Холма приходили одна за другой, а Нора угощала их чаем и улыбками. Глаза посетительниц обшаривали углы в поисках пыли и отчаяния, но не находили ни того ни другого, а Нора посмеивалась над их разочарованием. Герми очень гордилась замужней дочерью.
В итоге Эллери Квин решил, что у него попросту разыгралось воображение и что Несчастливый дом навсегда канул в прошлое. Он начал изобретать преступление для своего романа, поскольку жизнь не давала подходящего материала. Но так как ему нравились все персонажи, он был этому только рад.
* * *
29 октября пришло и ушло, а вместе с ним и опубликованные результаты федеральной лотереи призыва в Вашингтоне. Джим и Картер Брэдфорд вытянули далекие порядковые номера. Рано утром 30-го числа Эллери Квина видели в отеле «Холлис», куда он зашел за нью-йоркской газетой. Прочитав ее, он, по словам сына Марка Дудла, Гроувера, пожал плечами и отшвырнул газету подальше.
31 октября было безумным днем. Обитатели Холма с утра до вечера отвечали на таинственные звонки в дверь. На тротуарах появились угрожающие рисунки цветными мелками. Вечером по городу начали носиться наряженные гномами мальчишки с раскрашенными лицами. Их старшие сестры сетовали на исчезновение пудры и губной помады, а многие
