Перевернувшись на другой бок, Андрей зло сжал зубы: «И чаво располяю себи, токо хужея будет».
Сумрак окутал ложе и сознание Андрея, и он незаметно задремал. Но сон был какой-то беспокойный, прерывистый. В очередной раз он проснулся в кромешной темноте, почувствовав, что что-то мягкое и тёплое прижалось к нему. Открыв веки, он увидел перед собой глаза купчихи. Куда только делась её неприступность. Он обхватил её и прижал к себе сильнее, почувствовав, что она чересчур горяча.
«В бане была, — догадался он, — а я грязный, потный с дороги, как пёс дворовый».
Купчиха распалилась быстро, податливо выполняя его желания. Её пыл не утихал и с появлением лучей рассвета. Андрея радовала ненасытность вдовы. Решив отыграться за месяцы воздержания, он хотел выжать себя до изнеможения, с новым остервенением придумывал что-то новое, желая насладиться вволю. Вдова издала блаженные стоны, когда неожиданная и острая боль в затылке прорезала Андрея насквозь. Заскрежетав зубами и судорожно вцепившись в одеяло пальцами, он скатился с купчихи. В глазах потемнело, а мозг всё сильнее сдавливала какая-то неведомая сила.
Вдова ласкала его грудь и целовала шею, приговаривая:
— Какой же ты сладенький, сахарный, — и не было даже сил оттолкнуть её.
Боль в затылке не прошла даже после того, как Лукерья ушла. Утром купчиха накрыла богатейший стол со всевозможными яствами, но боль убивала любое желание к пище. Холодно распрощавшись с Лукерьей, не прощаясь с воеводой, он покинул Воронеж вместе со своими стрельцами.
Царица Наталья Кирилловна сидела в девичьей с непокрытой головой, любуясь игрой рассветных лучей майского солнца на слюдяных и цветных стеклянных оконцах патриарших кремлёвских палат. Подходил к концу восьмой месяц её беременности, и ближние боярыни уже не отходили от царицы. Её огромный живот удивлял многих, поэтому повитуху Мареевну со Знаменки, что соперничала с Евменовной из Хамовников, содержали тут же, недалеко от царицыных покоев.
Мамки испугались, когда увидели как царица сжимает кулачки, думали, что она гневается, однако Наталья Кирилловна вдруг неожиданно, как рыба, выброшенная на берег, стала хватать ртом воздух. Первые схватки моментально принесли боль, а с болью — вскрик. Сообразив, в чём дело, две мамки бросились за Мареевной, а ближняя боярыня стала упрашивать матушку-царицу начать читать молитву, чтобы рождающийся царевич рождался под молитву. Две другие боярыни помогали царице разоблачиться, оставив лишь исподнюю рубаху. Второй приступ заставил Наталью Кирилловну вцепиться в спинку ложа и натужиться, сжав зубы. Когда повитуху Мареевну ввели в опочивальню, ближняя боярыня, омоченная водами, уже держала на руках очень крупного для новорождённого мальчика с выпученными, как два крыжовника, глазами. Мареевна бросилась перетягивать пуповину. В это время колоколец на часах оповестил о переходе от ночи к утру, начинался день, 30 мая 1672 года.
Одна из боярынь бросилась оповестить царя о рождении сына[121]. Алексей Михайлович, накинув лишь верхнюю одежду, примчался в царицыны покои. Под Натальей Кирилловной уже поменяли перину и постельное бельё. По облику царицы почти нельзя было сказать, что она только что перенесла роды.
— Наташенька, радость моя, сын, большой, одиннадцать вершков в длину. Проси чаво хошь.
— Дядюшка, Артамон Сергеевич, рассказывал, што в землях иноземных, особенно в Аглицкой, есть лицедейство, театром прозывается, всякие жизненные истории показывают и рассказывают, а также из Священного Писания.
— Будет тебе театр, лапушка моя, всё, што пожелаешь, будет.
Царь указал немедленно послать «со вестью» о радостном событии к боярам, окольничим, ближним людям, ко всем придворным чинам и слугам. Ранним утром уже заблаговестили в большой соборный колокол к молебну. Тут же состоялся и торжественный царский выход.
Возвратившись после молебна во дворец, государь пожаловал чинами окольничих отца царицы Кирилла Полуэктовича Нарышкина и Артамона Сергеевича Матвеева. На Руси ещё не объединяли полки в бригады, дивизии и корпуса, но в честь рождения сына царь пожаловал шестерых полковников: постельничего Фёдора Полтева, Франца Вульфа, Аггея Шепелева, Корнелиуса ван Букговена, Матвея Кровкова и Афанасия Трауэрнихата — воинским чином генерал-майор. Должность постельничего была передана старшему брату царицы — Ивану Нарышкину. Афанасий Хрущев, Семён Алмазов, Александр Карандеев были пожалованы стольниками.
