— От сей свадьбы родится сын сатаны.
Охранявшие государя рынды в белых кафтанах и высоких шапках, налетев, забили юродивого древками топориков. Алексей Михайлович приказал остановить дворян, но блаженный был уже мёртв.
Далее скандал нарастал всё больше. Ввести в собор невесту должна была «наезжая» боярыня. Это место по праву занимала вдова Феодосья Морозова, которая, проклиная пышность приготовлений, не явилась на царскую свадьбу. Казалось, всё было против. Разъярённый Алексей Михайлович громогласно приказал воеводе Ромодановскому взять боярыню под стражу. Множество её родственников замерли, ожидая, что гнев государя перекинется на них. Лишь её сестра Евдокия, обманув брата Фёдора Соковнина и мужа князя Петра Урусова, бросилась предупредить Феодосью, чем ещё более разозлила царя, который, остановив церемонию, подошёл к Соковнину:
— Не слишком ли возгордися твои сестрин?
Боярин, задрожав, упал на колени. Алексей молча отошёл в сторону. Впервые в его глазах видели столь явный гнев.
Наконец невесту ввели в собор. Тут все обратили внимание на патриарха, который должен был обвенчать царя с Натальей Нарышкиной: Иосафата трясло как в лихорадке, ноги старика подгибались. Начало венчания было скомкано и оказалось не так торжественно, как ожидалось.
Как только Наталью ввели в храм, она почувствовала на себе сотни взглядов, любопытных и осторожных, а в некоторых проскальзывала злоба, ненависть и зависть. «Ты будешь царицей», — эти слова вертелись в её уме весь путь до храма. Войдя в него, она согнулась под этими взглядами, они давили более, чем тяжёлые бармы[106], расшитые жемчугом, массивные ожерелья, в горле встал ком.
Иосафат обвёл молодых вокруг аналоя. Украдкой Наталья взглянула на братьев, скромно жавшихся в углу. Она не почувствовала себя раскованней и, лишь опустившись перед мужем на колени и поцеловав мысок сапога, ощутила облегчение. Когда она поднималась, двое царевичей, Пётр Сибирский и Никола Багратион[107], впервые на царский манер накинули ей на плечи горностаевую мантию. Этот обряд был проведён по настоянию Алексея, очарованного Натальей.
На улице у выхода из храма на морозе стояли сотни женщин из подмосковных государевых сел. Они затянули свадебную песню при появлении царя и новой царицы, которые прошествовали к красному крыльцу. Ближняя знать проследовала за царём в Грановитые палаты в пиршескую тризницу. Лишь архимандрит Чудова монастыря и думный дворянин Иларион Иванов по повелению царя и патриарха отъехали с полусотней стрельцов к дому Морозовой. Матвеев, мстя Андрею Алмазову за хамовную жёнку, назначил его командовать ими.
Андрей не ожидал такого приказа. В раздумье он ехал на коне самым последним. Никогда ещё сомнения так не терзали его душу, как в эти мгновения. Они ещё больше увеличились, когда впереди показался терем боярыни, возле которого собралась толпа простого люда. Несколько рьяных попов, не отказавшихся от двуперстного крещения, проповедовали в толпе, возбуждённо шумевшей. Однако при приближении стрельцов приверженцы старых обрядов расступились.
Во дворе было пусто, не было даже челяди. Архимандрит Иоаким, думный Иванов и Андрей вошли в дом. Юродивый Феодор попытался преградить дорогу, но разозлённый шумом толпы Иларион откинул его в сторону. Придёт время, и эта толпа разорвёт и потопчет его.
Узнав от сестры, что её велено взять под стражу, боярыня Феодосия, истово помолившись, велела всем бывшим в доме, особенно пяти инокиням-староверкам, прятавшимся у неё, побыстрей удалиться, чтобы их не умыкнули вместе с ней. Затем в страхе удалилась в опочивальню, полагая, что стрельцы не посмеют туда зайти. Её сестра, не пожелав оставить её, взяв пуховик, спряталась в ложнице в чулане. Обе замерли в ожидании.
Архимандрит Иоаким без сомнения вступил на женскую половину дома. Толкнув дверь в опочивальню, вошёл внутрь. Следом за ним вошёл Иларион Иванов, Андрей остался в светлице. Укрываясь одеялом, Феодосья приподнялась на ложе, прикрыв голову платком.
— Пошто вламываетися в дом мой, служа порухой чести моей?
— По велению царя, государя и великого князя нашего Алексей Михайловича, коий господин сем нам, — гордо ответил архимандрит.
