Фёдора аж пробил пот, но он постарался спросить спокойно:
— Пошто ж ко мене зашёл?
— Дед твой просил тебе передати, умирая, видно, зрила душа в будущее, што никакие блага земные души не стоют, ты то поняти должен.
Монах поднялся и, не говоря больше ни слова, бесшумно удалился, прикрыв за собою дверь.
Фёдор, терзаемый всю дорогу, хотел найти успокоение в тихих монастырских стенах, в молебне, в молитве, в исповеди и покаянии, но выходило иначе, здесь как будто всё обвиняло его. Промучившись день и ночь, поутру он решил оставить Волоколамский монастырь и двинуться к Новгороду. Монахи во главе с отцом Герасимом провожали его. Усаживаясь поудобней, Фёдор поманил игумена пальцем:
— Што-то я не вижу отца Мисаила?
— Почил ныне ночью, отче Мисаил. Усю жизню не мылси, смрадом пах. Почил — и запах рассеялси.
Карета тронулась, а Фёдор удивлённо продолжал смотреть на стоящего у ворот игумена.
Двадцать пятого октября великое царёво посольство прибыло в Крым на реку Альму, где располагался посольский стан. И первое, что их поразило, была бедность строений на посольском дворе: четыре домика сложены из дикого нетёсаного камня, без потолков и полов, без лавок и дверей, для света сделано по одному окну без рам. Пришлось разобрать две телеги на жерди для крыши. И если полыни казаки наломали даром, то за солому приставленный татарский мурза потребовал плату. Пришлось платить. Послам было объявлено, что здесь ничего даром они получать не будут. Все должны покупать — питание себе и корм коням. В этот же день посол Василий Тяпкин отписал:
«Воистину объявляем, што псам и свиньям в Московском государстве далеко покойней и теплее, нежели нам, посланникам царского величества, а лошадям не токмо никаких конюшен нет, но и привязать не за што. Кормов нам и лошадям не дают, а купить с великою нуждою хлеба и ячменя и соломы своей добычею, и то самою высокою ценою. Вот хошьраз бы так крымского посла помытарили».
Поутру мурза объявил, чтоб ныне ехали к хану, который жил в селении от посольского двора вёрстах в пяти. Облачившись в парадные одеяния, послы поспешили туда, но, когда они явились, их обступили сановитые татары и объявили:
— Прежде чем идти к хану, вы должны представиться ближнему вельможе его, Ахмет-аге.
Тяпкин спокойно ответил:
— Не бывши с государевой грамотой у ханского величества, по иным дворам, волочитьси нам непригоже.
Татары с воплями окружили их конями:
— Мы сейчас ту грамоту отымем силою.
Вот-вот готовы были заблестеть сабли. Вперёд выступил Никита Зотов:
— Хде головы наши будут, тама и грамота государева, а когда увидите нас мёртвыми, тогда и грамоту возьмёте. Гроз ваших и бесчестья и всякой тесноты и принижения мы не боимси.
Татары приутихли. Вперёд выехал Арслан-бек, что когда-то увёл последних боевых татар из-под Астрахани:
— Пусть один из послов останется с царёвой грамотой, а остальные сходят до Ахмат-аги.
Тяпкин поступил наоборот. Оставив Зотова, Телячева и Раковича с грамотой, сам отправился к вельможе. Арслан-бек сопровождал его. Войдя в полутёмные покои, Тяпкин поздоровался длинно и витиевато, на восточный манер. Ага сидел на коврах, облокотившись на бархатные золотые подушки, даже не попытавшись встать, жестом велел послу сесть подле себя.
— Пошто ханской воли ослушался и не желал прежде идти ко мне, ближнему вельможе ханскому? У нас обычай такой исстари ведётся, что посланники, прежде чем идти к хану, бывают у ближних людей его: али уж честнее вас посланников здесь не бывало?
Тяпкин даже заулыбался:
— Мы с прежними посланниками честью не считаемой, если у вас прежде так и водилось, аки ты говоришь, то мы вашего указу не принимаем, то нашему государю бесчестье, мы прежде всего должны исполнить государевы дела, а уж после ходить по ближним людям. Нигде не повелось, чтоб по ближним людям, мимо государя, у послов грамоты принимать, это у вас обычай грубый. Мене случалось быти в послах у многих великих государей, и посольские чины и обычаи мне ведомы. Если же прежние царские посланники бывали у ближних людей прежде хана, то я этому не дивлюсь, потому што у вас всегда посланникам царского величества бывает великая неволя, теснота и бесчестье, чтоб вынудить у них богатые дары, как теперь и над собой видим. А мы присланы к ханову величеству не дары раздавать, а вести дела к доброму миру.
