Вестовые, скакавшие впереди, предупреждали народ, и люди заранее расступались перед каретой. В монастыре гостей встретил сам настоятель отец Серафим:
— Государь-батюшка князь Григорий Григорьевич, теби я всегда рад видети в стенах своей обители.
Ромодановский грузно вывалился на мостовую двора.
— Я недавно в монастырь вклад сделал, вота Серафим и расстилаетси.
— А меня зачема сюды привёз?
— Хочу, штоб ты сам увидел мальчонку. И о нём тоже поведай Матвееву. Царь думал сему мальцу вернуть земли его отца и фамилию, а меня с Одоевским Никитою сделать опекунами.
Тяжёлая дубовая дверь раскрылась, и монах ввёл полуторагодовалого Ивана. Ребёнок был напуган и жался к иноку. Ромодановский разложил перед ним пряники, мочёные яблоки, сахарные головы и даже финики. В глазах ребёнка стояли слёзы. С позволения боярина монах забрал подарки и увёл мальчонку, вцепившегося в его рясу.
Ромодановский и Алмазов, так и не посетив церковь, вернулись в карету, которая сразу рванулась с места.
— К завтрешнему утру, как соберешьси, заедешь ко мени. Я передам с тобой письма от царицы Натальи Кирилловны, от её брата Льва да и ещё кое от кого.
Андрей на третий день под самый вечер прибыл в Мезень. Городок напоминал небольшое село. Церкви небелёные, больших домов нет, одни избы. А грязища на улицах такая, будто бы нарочно разводили.
Дом Матвеева он нашёл почти сразу, хоть тот ничем не отличался от других. Изба как изба, к тому же никем не охраняемая. Двери низкие, доски нетёсаные.
Андрей толкнул дверь и вошёл. Закопчённые стены сразу бросились в глаза. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев сидел в углу под образами и в свете лучины что-то писал. Его сын Андрей сидел тут же на небольшом ларе.
Артамон Сергеевич отвлёкся от письма и посмотрел на вошедшего. Взгляд мутных, выцветших глаз, потерявших надежду, вначале невнимательный, безразличный, засветился радостью, когда Матвеев узнал гостя и с раскинутыми руками бросился его обнимать:
— Андрей, да какими ж судьбами?!
В горле Алмазова начало щемить, перед ним был сильно поседевший старик.
— Да вота Григорий Григорьевич Ромодановский велел письма доставити.
Он выложил ворох писем, глупо улыбаясь. Матвеев, усадив Андрея рядом, вскрывал одно за другим письма и жадно читал долго, иногда заново перечитывая. Он тут же начинал писать и рвал написанное. Потом, будто что-то вспомнив, выставил из печурки чугунок с пшённой кашей без масла — для сына и Андрея. Снабдив обоих деревянными ложками, снова начал читать. Он читал, перечитывал полученные послания, обдумывал ответы.
Проснувшись рано, Андрей, вспомнив ужин, покинул избу тихо и у ближайших соседей купил двух гусей. Вернувшись, он свернул одному шею, и они с сыном боярина стали его ощипывать, смеясь. Внук лорда Гамильтона по матери и дьяка Матвеева по отцу был в этом явно сноровист. Боярин с ухмылкой смотрел на них:
— Два разбойника встретились, вам токма гусей и ощипывать.
Сварив гуся, устроили пир. Артамон Сергеевич даже позволил себе выпить настоечки. Объевшийся сын Матвеева уснул. Матвеев разложил перед Андреем письма.
— Запоминай, вот энто — царице, энто — её брату Льву, энто — Ромодановскому, энто — твому брату Семёну, энто — Василию Тяпкину, самое толстое, сам в руки отдашь, энто твому новому покровителю митрополиту Иоанну Ростовскому, энто — Апраксину, а энто — Башмакову. А теперича езжай, пока до воеводы не дошло, што у меня гости, которые меня гусями кормят.
Они крепко обнялись на прощание, и Андрей покинул Мезень.
В теремном дворце стук и беготня. Слуги стелили новые ковры, доставленные из Персии. Накрывали богатыми уборами, расшитыми травами, широкие резные лавки и подоконники. Смахивали пыль с киотов, вешали шитые жемчугом застенки на образа, наливали с верхом в лампады масло, вешали на стены новые парсуны.
Возы с севрюгой, судаками, снетками белозерскими, бочками с икрой паюсной и зернистой, с лососиной малосольной, сельдями и осётрами астраханскими, грибами солёными и мочёными, с языками говяжьими, поросятами пареными и журавлями копчёными, с лебедями и фазанами печёными, с телятиной парной и лежалой, зайчатиной и лосятиной мороженой тащились бесконечно через Боровицкие и Спасские ворота. После трёх месяцев ухаживания царь Фёдор Алексеевич решил «ожениться».
