Июльская жара объяла землю. А дневная истома заполнила Кремль и Китай-город тишиной. После сытного обеда государь Фёдор Алексеевич в сопровождении постельничего Языкова вышел в сад, что за Чудовым монастырём, отвести душу. Еле заметный ветер обдувал лицо, а стрекот неведомо как попавших сюда кузнечиков успокаивал. Присев на резную лавку, царь откинулся назад всем телом и прикрыл глаза.
— Што поведаешь, Иван Максимович, налоги почитай вдвое увеличили, а денег так и нет, аки сквозь пальцы протекают. Казённый приказ пуст, Приказ большого двора пуст, Поместный приказ даст деньги лишь осенью. Полтора года на царстве, а никак казну не пополню, штоб прорехов не было.
— А если заняти до осени у англицких купцов, аки советует Иван Милославский?
— Ну, отдадим деньги осенью, а дале што? Заняти легко, надо как-то ещё искрутится-извернутси, што-то удумати. Налоги более повышать нельзя.
Языков придвинулся ближе и, по-лисьи оглянувшись по сторонам, зашептал:
— Примерное количество ясака, што из Сибири придёт, мы знаем. Продать его заранее купцам голландским, за четыре пятых суммы, не доводя то до бояр, а поручить дело содеять втихую Василию Голицыну, враз его сделаем выше Одоевского и Хитрово и их дружбу порушим.
Постельничий замер — решалась его судьба, жизнь заставляла его во всём угождать Милославскому, а тут впервые он высказался ему во вред. Коли дойдёт до князя, ему конец, а если государь примет предложение и выскажет как свою волю, тогда Милославский хоть все зубы на корню сотрёт. Языков ждал, что скажет царь.
— Што ж, передай князю Василию, штобы зашёл ко мене после разъезда думы.
Языков радостно закивал: он не ошибся, государь не доверяет дяде. Всё более прислушивается к учителям своего старшего умершего брата Алексея, братьям Лихачёвым. «Вот с кем надо дружбу заводить. Исподволь, тихо, а Милославский пусть думает, что я во всём в его воле. Придёт время, он мне ещё покланяется. Царица Наталья Кирилловна зло на мене держит, что я в том деле был, когда её из Кремля выпихнуть хотели, так я Матвеева из ссылки возверну, тебя, князь, желчью разобьёт». От этих мыслей Языкова отвлёк Фёдор Алексеевич:
— Пора, думные уже, наверно, начали съезжатси ко двору послева обеда.
Он медленно поднялся с лавки и направился к выходу из сада.
Двадцать восьмого июля в Чигирин прибыл казак, долгое время бывший в турецком плену. Он привёз известие, что турки уже идут к Чигирину, собираясь взять город с наскока, в два-три дня и затем навалиться всей силой на Киев. Казак тот был взят под стражу и отослан к князю Ромодановскому, который сразу отправил гонцов в Путивль, в Рыльск, в Белгород, в Новый Оскол с приказом подготовиться к осаде. Однако турки опередили русских. Второго августа перешли Южный Буг и подошли к Чигирину. Огромная, девяностовосьмитысячная, армия растеклась по степи, ведя волов и верблюдов.
При виде недостроенных и ремонтируемых укреплений турки разразились смехом. Они уже праздновали победу. И без подготовки четвёртого августа пошли на штурм, но тут произошло непредвиденное. Полевые орудия выкашивали ряды людей и животных, а осаждённые не допускали турок даже до земляных валов, вынесенных в поле. Ибрагим-паша, видя это, запоздало послал коменданту письмо с требованиями:
«Вы, московские люди войсковые и находящиеся в замке Чигиринском, христианский народ и над войском начальные, московские и казацкие, обретающиеся. Ведома вам, что чиним рать эту по воле наияснейшего цесаря и наисильнейшего на свете между монархами и государя моего милостивого, что своею саблею завоевал Украину и коему гетман Дорошенко присягал в верности. Как Дорошенко в государство Московское ушёл, вы, пуст город обретши, в замок Чигиринский вошли. И тако наияснейший султан мой милостивый не стерпев, Юрия Хмельницкого властвовать отчиной прислал, чтоб пан властвовал и был владетелем над всею Украиной до границы, чтоб его на гетманство посадить. Для чего, чтобы вы, с нами не бьючись, город нам отдав, и сами с чем ни есть пришли, с тем народом, в свою землю возвращались. Будете надёжны, с того дня, что от хана крымского, также и от нас самих и от всего войска, во здравии безо всякого умаления отойдёте. А буде не послушайте нас и тако за Божьею помощью, мечом и огнём побеждены будете. А опосля не досадуйте, что вам прежде времени не дали ведать...»
