— Не хотел бы я с Украины уезжати.
— Ну не хочешь, так не хочешь. Хто ж гонит тебе, живи тута. Обустраивайся на нашей стороне, съезжай с польской. Давайте-ка по второй нальём.
Ромодановский опять стал наливать чарки, усиленно придумывая тему для продолжения разговора и уж жалея о приказе гетману безмолвствовать.
— Да вот Иван Самойлович, он тебе тута лучший кус нарежет, — нашёлся князь и даже толкнул локтем: не молчи же, сукин сын.
— Угу, — отозвался гетман, демонстративно жуя добрый кус дичи. Князь понял: велел немым быть — вот и получай.
Тогда князь сказал напрямую:
— За што пьём? Иван Самойлович, твоя череда говорити, за што пьём вторую чарку.
— Вторую пьём... — поднял гетман свою, — вторую пьём за здоровье третьей.
И тут же выпил, почти вылил её в рот так же легко, словно за плечо плеснул.
Архиепископ тоненько захихикал, даже Дорошенко улыбнулся, но Ромодановский обиделся, но чарку всё же выпил. Тут и заговорил архиепископ Лазарь:
— Казаки пьют горилку аки воду, теперича понятно, с кого они пример берут, с гетмана.
— Да со святых отцов, — подцепил попа гетман.
И тут все засмеялись разом. А князь взялся наливать по третьей.
Конечно, Самойлович разыгрывал «налима» в пику князю, а в душе он ликовал. Наконец-то он единый гетман над всей Украиной, кончилось раздражавшее всех двоевластие, изнурявшее обоих виновников, отнимавшее в них силы, сон и здоровье. Нет, он ещё не знал, что ждёт его и Украину впереди, а то бы его радость не была бы столь полной. Нет, он не станет мстить своему вчерашнему недругу, ведь у свергнутого гетмана пол-Украины друзей и сторонников, которые могут доставить немало хлопот. И потому после третьей чарки Самойлович вполне искренне сказал:
— Ну што ж, добро пожаловати, Пётр Дорофеевич, на нашу нэньку Украину. Выбирай себе любой хутор чи закуток. А я помогу, чим смогу.
— Спасибо, Иван Самойлович, — серьёзно ответил Дорошенко.
Поутру двадцатого сентября приступили к сдаче Чигирина. В город вошли пехотный полк полковника Матвея Осиповича Кравкова и строительный батальон инженер-полковника Николая фон Залена и полк добровольцев-казаков с Левобережной Украины. В это время и доложили о прибытии войск во главе с боярином князем Василием Васильевичем Голицыным. Незаметно для всех слава от сдачи Чигирина стала приписываться ему. На третий день по прибытии Голицын сдал командование над своими войсками Ромодановскому и, взяв гетмана Дорошенко, отбыл в Москву, где его встречали как победителя.
В покоях царицы Натальи Кирилловны неспокойно. Сегодня, семнадцатого октября, усилиями Милославского её отец боярин Кирилл Полуэктович Нарышкин был отстранён от должности главы Приказов большой казны и большого прихода. С группой бояр, поддерживающих Артамона Матвеева, было покончено, и царица Наталья ждала своей очереди. С того вся семья и собралась.
Маленький Пётр сидел у царицы на коленях, которая, чтобы успокоиться, гладила его по голове.
— Петенька, милый, а у тебе две макушки, не иначе нама придётси два раза тебе под венец ставити.
Кирилл Полуэктович аж вздёрнулся:
— Твоими бы устами, дочка, да мёд пити. Дожить бы хоти до его свадьбы.
Царица всплеснула руками:
— Да неужто усё так плохо? — Она сильнее прижала к себе сына.
— Теперича они обязательно Артамона под стражу посадят.
— Ближнего боярина, аки холопа, под стражу и в Сибирь, может ли быть такое? — растерянно вопросила царица.
— Пошто нет, разве ж ранее не бывало, — ответил Кирилл Полуэктович дочери.
Трое братьев царицы стояли молча, не вмешиваясь в разговор.
— Надо послать кого-нибудь предупредить Артамона Сергеевича. — Царица повернулась к одному из братьев: — Ты, Иван, найдёшь надёжного человека и пошлёшь к дядюшке с вестью.
Иван кивнул.
— А ты, Лев, будешь при племяннике, не отходи от него, аки тень.
Наталья Кирилловна была в растерянности, без Матвеева она не знала, что предпринять. И отец и братья были лишены должностей при дворе. Полк, в котором царевич Пётр являлся полковником, был сокращён вдвое, ссылаясь на пустую казну, оставили лишь треть денег, выдаваемых на двор вдовой царице. Даже часть деревень, дарённых Наталье Кирилловне мужем, но на которые не осталось именных указов, были возвращены в казну. Обо всём этом царице сообщали через постельничего Максима Языкова, который, не набрав силы, во всём старался угодить всесильному Милославскому.
