— Какие? — сразу насторожилась Кэтрин.
Эллен открыла дверцу шкафчика, и, вытащив оттуда номер «Нью-Йорк пост», показала его Кэтрин:
— Здесь напечатано ее имя. А вдобавок его назвали по телевизору. Нам уже звонили несколько журналистов с требованием комментариев. Мы сказали им правду — что Трейси еще спит.
У Кэтрин отвисла челюсть:
— Это именно то, чего она больше всего боялась!
— Мы знаем, — горестно вздохнули супруги Тимбер.
Кэтрин сделала глубокий вдох, затем еще один. Наконец она собралась с мыслями и сказала:
— Мистер и миссис Тимбер, мы четверо знаем друг друга уже двенадцать лет. За это время мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы. Я считаю своим долгом сообщить ей эту неприятную новость вместо вас. Мы найдем способ изложить ей это в такой форме, чтобы максимально облегчить ее страдания. Так что не беспокойтесь. Все будет в порядке.
Эллен не выдержала и крепко обняла Кэтрин. Они вместе поставили на поднос кофейник, до краев наполненный свежим ароматным яванским кофе, четыре кружки, молочник, сахарницу и ее любимые французские рогалики, за которыми заботливый папаша сегодня с утра уже сгонял в булочную.
Кэтрин решительно взялась обеими руками за поднос; под мышкой у нее был зажат номер «Нью-Йорк пост».
— Трейси уже большая девочка, — объявила она, направляясь в комнату. — Она справится.
— Ведь она из рода Тимберов! — крикнул Монтгомери ей вдогонку.
Две минуты спустя дом огласил душераздирающий вопль.
— Подонок! Я его по судам затаскаю! — визжала «большая девочка».
Родители Трейси молча переглянулись.
— Это наша дочь, — вздохнул Монтгомери.
Эллен кивнула:
— Еще кофе, дорогой?
Большая комната в доме родителей Риган в Саммите, в Нью-Джерси, была продолжением просторной открытой кухни. Нора и Люк, удобно устроившись на мягком диване, неторопливо листали воскресные газеты. Они только что посмотрели шоу с участием Риган, а затем включили свою любимую радиостанцию классической музыки.
Они знали, что Риган обязательно позвонит им, как только сможет.
— Знаешь, мне и в голову не приходило, что воскресное утро накануне свадьбы нашей дочери мы проведем именно так, — призналась Нора. — Будем смотреть, как она с экрана телевизора рассказывает о своем украденном платье.
Люк улыбнулся:
— Неужели ты до сих пор не поняла, что от нашей дочери можно всего ожидать? — Он наклонился и, протянув руку к кофейному столику, отломил кусочек мякиша от булочки, оставшейся от завтрака.
— Думаю, ты прав.
Их разговор прервал телефонный звонок. Когда Нора ответила, трубку повесили.
— Вероятно, ошиблись номером, — сказала она, пожимая плечами.
— Вчера уже был один странный звонок, — сказал Люк. — Кто-то позвонил и долго выспрашивал меня о точном времени и дате церемонии бракосочетания. Якобы готовится какой-то особенный подарок. Сказать по правде, меня это очень насторожило.
Снова зазвонил телефон. Нора взглянула на определитель номера.
— Номер не определяется, — сказала она.
Люк выхватил у нее трубку:
— Алло!
— Мистер Рейли?
— Кто это?
— Это Джорджи, руководитель джаз-бэнда, который должен был играть на свадьбе вашей дочери в следующую субботу.
— Должен был? — насторожился Люк.
— Мне очень, очень жаль. Такая неприятная история…
— Неприятная история? — удивленно переспросил Люк. — Что вы имеете в виду?
— Вчера вечером мы играли на свадьбе, как вдруг слово за слово… В общем, завязалась драка. Гости возбудились и переколотили всю нашу аппаратуру. Так что теперь практически все придется выбросить на свалку. Вы бы видели мою гитару! Ее просто расплющили! Одному из наших ребят сломали кисть, а другого упекли за решетку за то, что он одному типу по морде засветил. Главное, я миллион раз говорил ему, чтобы он посоветовался с психологом по поводу того, как контролировать свои эмоции, а не давать воли кулакам.
Люк помолчал, собираясь с мыслями. Наконец он сказал:
— Но мы ведь заключили контракт.
— Что вы от меня хотите? Чтобы я явился к вам на свадьбу с губной гармошкой?
— Спасибо, не надо.
Джорджи вздохнул:
— Похоже, наш бэнд теперь вообще распадется.
— Полагаю, публика не будет проливать слезы, как проливала из-за ухода «Биттлз».
