Аббат плотно сжал губы, чтобы удержаться от неуместной усмешки, вызванной чистосердечной реакцией Галена; глаза его блеснули. Было очевидно, что за обличьем взрослого мужчины все еще скрывается мальчик, воспитанный отцом, которому всегда претили увертки вроде присказки «от того, что приврал, еще никто не умирал», и который в любом деле требовал прежде всего правды. Это наблюдение позабавило аббата, но, сохраняя самый серьезный вид, он ответил:
— Я согласен, что леди Сибилла — безгрешная женщина, и не верю, что трудности ее жизни ниспосланы ей в наказание свыше. Однако пути Господни неисповедимы, и Он может использовать даже зло ради совершения некоего блага, призвав ее снова для служения Ему. А насчет твоих последних слов… Ты никогда не видел лорда Гилфрея, иначе бы ты знал, что он отнюдь не «остался безнаказанным». Он тяжело болен, болен и телом, и духом. Он знает, что дни его на земле сочтены, а загробная жизнь ему предстоит самая неприятная. Несомненно, как раз по этой причине он так отчаянно стремится удостовериться, что хоть какая-то часть его самого останется в этом мире; именно поэтому он жаждет стать родоначальником могучей и знатной династии на земле.
Упершись ладонями в стол с такой силой, что побелели концы пальцев, Гален предпочел не рассказывать о своей стычке с бароном у костра, где жарился фазан. Но… да, действительно, он видел, каких мучений стоило этому человеку подняться на ноги, однако не испытывал к нему жалости. И Гален вернулся к обсуждению того предмета, который был для него сейчас важнее всех других.
— Вы сообщили леди Сибилле, что я здесь и готов выполнить все, чего она пожелает?
Аббат грустно улыбнулся и повторил любезные слова, которые Сибилла поручила передать Галену:
— Она чрезвычайно благодарна за то, что ты откликнулся на ее зов и поспешил на помощь. Она молится, чтобы твое возвращение домой было безопасным и благополучным, и просит передать от нее самые сердечные приветствия твоим родителям.
— Так что же, она ожидает, что я вернусь в Таррент даже не попытавшись вмешаться в ход событий?!! — Гален вскочил на ноги, в равной мере потрясенный ужасом при мысли, что можно вот так, без борьбы, уступить Амисию другому, и негодованием от оскорбления, нанесенного его чести — чести человека, который явился выполнить свой долг.
— Гален! — воззвал аббат в спину человеку, решительными шагами устремившемуся к двери. — Она ведь не сомневается в твоей доблести. Ты сын своего отца, и этим все сказано. — Когда гость обернулся, аббат увидел, как мрачно сведены его брови, и, не догадываясь о знакомстве Галена с Амисией, просто предположил, что молодого рыцаря оскорбили слова леди Сибиллы, хотя это отнюдь не входило в ее намерения. — Но она, как и я, не видит, что ты можешь сделать, если для действий уже не остается времени.
Зеленые глаза сузились в опасно поблескивающие щелочки.
— А времени действительно не остается?
— Да, действительно! — Лицо аббата омрачилось. — Во-первых, по словам леди Сибиллы, свадебный обряд назначен на завтрашнее утро. Во-вторых, когда я уже собирался уйти, в ее комнату зашел барон и потребовал, чтобы именно я совершил этот обряд — и именно завтра утром.
Лицо Галена оставалось бесстрастным, но в мыслях у него бушевал ураган. Решение существовало — простое решение, но для Галена чреватое опасностью еще сильнее запутаться в силках обмана, который и так уже немало осложнил ему жизнь.
— Есть только одно верное средство, чтобы помешать Гилфрею силком выдать девушку замуж за его сына… — Гален подчеркнуто медленно вернулся к столу и сел на место, в упор глядя на хозяина кельи. — Сегодня на Амисии женюсь я.
Аббат остолбенел. Под пронзительным взглядом серебряно-зеленых глаз он на мгновение лишился дара речи.
В кругу владетельных баронов было не такой уж редкостью, когда брачные узы скрепляли людей, незнакомых между собой, если бывали затронуты династические интересы или требовалось устроить вдовьи владения. Тем не менее аббат запротестовал:
— Ты не можешь… ты не знаешь ее… она не знает тебя…
От волнения отец Петер даже утратил способность связно выражать свои мысли.
