Нептуну на алтарь - страница 7
— Куда спрятала посевной материал?
— Какой? — попробовала открутиться мать, хотя уже не до проса было — очень испугалась.
— Отдашь сама — меньше получишь, а будешь врать — получишь на всю катушку, — пригрозил энкэвэдист.
— Я сама отнесу на ток, я сама…
— Э-э, голубка, поздно. Есть сигнал и мы должны отреагировать. Так-то. Давай его сюда.
Забрали просо, забрали и мать. И судили бы, и пошли бы ее дети нищенствовать по белу свету. Ведь тогда еще был в силе Закон «Об охране социалистической собственности», принятый 7 августа 1932 года, тот самый суровый закон, по которому привлекали к ответственности даже за малейшую провинность. Так были осуждены некоторые славгородцы, живущие на их краю. Например, в 1933 году Федора Алексеевна Бараненко получила пять лет принудительных работ за горсть колосков и отбывала наказание на Дальнем Востоке. Она всем говорила, что была на каторге. Правда, не все с бабой Федорой было понятно и гладко — явно, ее преступление тянуло на больше, но спасла многодетность. А вот ее мужу Бараненко Семену Ивановичу на том же процессе дали десять лет, тем не менее он отбывал срок поблизости от дома. Судили и Бараненко Степаниду Федотовну. В пору беременности она очень голодала, вот и насобирала на скошенном поле колосков, чтобы хоть зерно пожевать перед сном. Дали ей за это полтора года. После вынесения приговора, когда пришло время ребенку появиться на свет, ее отпустили домой. И хотя новорожденный почти сразу умер, в тюрьму женщину больше не забрали, видимо, скостили срок, а она по дремучести своей этого даже не поняла и считала, что о ней забыли.
Но тетку Анну, мать Николая, в селе знали как человека добропорядочного, незлобивого, трудящегося. Врагов она не имела, в политику не лезла, в бандах не состояла, не воровала, не убивала, не поджигала, не клеветала. А то, что голод заставил искать пропитание, так это что же… Одним словом, пошли тогда соседи к представителю НКВД просить за нее, не побоялись.
— Смилуйся, добрый человек, она же двойная вдова: первый муж, отец Николая, погиб на работе в колхозе, а второго, отца Раи и Алима, немцы расстреляли. Трое сирот останется, трое невинных душ народ потеряет, — уговаривали они энкэвэдиста, удерживающего Анну в каталажке.
Убедили-таки, отпустил он задержанную. И еще хорошо, что тем ходатаям ничего не было, никогда он не припомнил им такой смелости.
А кто донес на Анну за кражу? Бэм, конечно.
— Когда шла домой, встретила только его, паразита, больше никто меня с тем узелком не видел, — призналась Николаю, возвратившись домой после ареста. — Вот что за человек, скажи?
— Да Бог ему судья, — ответил Николай. — Давайте забудем все, как страшный сон.
Так и сделали, постарались забыть тот случай. Поэтому имена своих спасителей боялись узнавать да спрашивать. А потом прошло время, жизнь повернула на лучшее, все злое и тяжелое укрыла непрозрачная пелена забвения.
…От деда Митьки Николай с группой друзей повернул на Степную улицу.
— Наши воевали на фронте ого-го как! — кричал глуховатый дед Баран, Иван Иванович Бараненко. — Глянь вон, — показал куда-то в небо, — на бывших танкистов: Ивана Крохмаля и присутствующего здесь твоего друга Пантелея Грицкивского, который не даст соврать. Я же не выдумываю, истинно — с орденами эти молодцы вернулись домой. А вот еще, — теперь ткнул скрюченным пальцем в сторону усадьбы Бориса Николенко, — возьми Бориса, орденоносного разведчика, насквозь прошитого немецкими пулями. На него домой похоронка пришла, а он выжил. И не просто выжил, а долг свой выполнил сполна. Все они — орлы, герои! И ты чтобы такички[1]. Не подводи наших, парень.
>Борис Павлович Николенко, мой отец, после войны и в старости
— Все может случиться, сынок, — положил Николаю на плечи загрубевшие от работы руки дядя Семен, материн брат. — Но никогда не теряй человеческого достоинства, будь мужественным. Люди не любят слабых, не прощают им того, что могут простить сильному. Значит, держись там.
Было 8 мая 1951 года — канун очередной годовщины Великой Победы. Славгородцы еще хорошо помнили войну, страшное тяжелое время, поэтому провожали своих односельчан в армию, как на трудное испытание, и при этом благословляли на добрую судьбу.
