Вскоре он женился, взяв за Екатериной Нестеровной Ясеневой — дальней родственницей со стороны отца — небольшое приданое и открыл швейную мастерскую. Дело процветало, заказов было много, в скором времени он основал такую же мастерскую на разбросанных хуторах, теперь вошедших в город Запорожье, а при ней открыл портняжную школу, что-то наподобие нынешних портняжных курсов.
В 1867 году у Федора родился сын Алексей, которому Федор передал собственность в Славгороде. Алексей Федорович в 1896 году дал жизнь Якову Бараненко, в тяжелые времена ставшему славгородским спасателем. Мама Якова Алексеевича Арина (Ирма) Семеновна была из известного рода Хассен, владельцев славгородской хлебопекарни.
Начиная с первых лет ХХ столетия ярмарка, кормившая почти всех славгородцев, начала приходить в упадок, а с нею приходили в упадок и все обслуживающие ремесла. Алексей Федорович не растерялся, взялся сам за портняжничество и тем жил, а Арина Семеновна на дому пекла мучные изделия под заказ или сдавала продукцию торговцам. Поэтому Алексей Федорович решил своим детям дать уже не ремесла, а профессии, причем современные. Старшего сына Якова послал в Киев изучать земледелие.
Из этой ветви рода Бараненко (а на самом деле — Муссель) ныне продолжает эстафету Олег Алексеевич Бараненко, который передал ее сыну Алексею Олеговичу Бараненко. Живут они в Петропавловске-Камчатском (Россия), род занятий — компьютерные технологии.
Какое-то время Федя и Федун жили возле Федора, а потом Федя завел свою семью. Он так и продолжал заниматься лошадьми, только теперь открыл конюшню для приезжих, держал при ней ветеринара, заготовителя фуража, конюхов. Со временем пытался наладить изготовление карет. Он оказался пылким приверженцем хмельного питья, как и его отец. Скоро это закончилась трагически. После себя Федя оставил шестеро дочерей, двое из которых умерли в юности. Мальчиков у него не было.
Федя и Федун, к сожалению, стали родоначальниками ветвей Бараненко с осложненной наследственностью: глухотой, склонностью к помешательству, умственной ограниченностью и другими тяжелыми недугами.
* * *
— Интересно, сколько тогда в нашем поселке было людей с высшим образованием? — спросил Женя Вернигора.
— О, может, и нисколько! — откликнулась я. — Допускаю, что после ликвидации НЭПа они убежали отсюда.
— Были люди с образованием, но почти все приезжие, чужие, — поправила меня мама. — Да, большинство из них, как рассказывал отец, после революции уехали. С высшим образованием оставался колхозный ветеринар Колодный Назар Григорьевич. О нем я знаю, так как он учился на тех же Высших земельных курсах, что и отец, только немного раньше.
— А врачи, учителя?
— Нет. Врачей вообще не было, людей лечили фельдшера, и то — к ним надо было ехать в район. Женщин обслуживали повитухи, имевшие начальную медицинскую подготовку и разрешение на деятельность. Одной из них была моя бабушка Фрося, мамина мать. А учителя никакого образования не имели, кроме среднего. Это уже среди людей моего поколения был кое-кто с образованием, и то мало.
— Интересно, Яков Алексеевич не жалел, что не уехал отсюда вслед за другими? — спросил Николай Николаевич.
— Не знаю, никогда об этом не говорил, — сказала мама. — Уезжали-то производственники, в том числе и производители услуг. Например, нотариусы, их тут было много. А куда земледельцу ехать от земли? Мой отец вообще не вспоминал о своем дореволюционном образовании. Даже иногда казалось, что он боялся его. Мало кто знал, что он учился в Киеве. Считали, что свои знания он получил из практики. А у нас своей земли никогда не было!
— Можно сказать, что вы не из крестьян?
— После окончания учебы отец работал по найму, вел земельные хозяйства, присматривал поля. А его отец, дедушка Алексей, земли совсем не знал. Он держал мастерскую по изготовлению верхней одежды, шил на заказ. Помню, какое было приятное событие, когда дедушка Алексей пошил отцу новую чумарку[4]. В ней отец и смерть принял.
— И за него на расстреле никто не поручился, никто не спас! — сказала я с укором.
— Судьба такая.
Имена Якова Алексеевича Бараненко, как и его отца Алексея Федоровича Бараненко, увековечены на доске памяти жертв славгородского расстрела, случившегося 8 марта 1943 года. Есть там и имя Евлампии Пантелеевны Бараненко (Сотник), моей бабушки, единственной погибшей в тот день женщины, которую немцы расстреляли в собственном дворе. Она подставила висок под немецкие пули, но двух своих сынов спасла. Пока шла ее стычка с карателями, мальчики успели убежать.
