— Мне рассказывали, что у вас есть какой-то ценный дневник,— спросил я однажды Коляджина.— Говорят, там есть очень интересные вещи...
— Был... — неохотно ответил Коляджин.— Я вел его почти тридцать лет... Но он погиб при бомбежке во время войны...
— И вы не думаете его восстановить? — поинтересовался я.
— Восстановить невозможно... Память не удержала, да и не в состоянии удержать многие мелкие, но характерные детали, которые я старательно записывал...
— Неужели вы так ничего и не помните?
— Помню отдельные эпизоды, запавшие в память, но, конечно, уже не столь точно, как они были записаны, а лишь в общих чертах...
И Коляджин рассказал мне о некоторых встречах, и в их числе — о встречах с Маяковским.
1923 год. Краснодар. Приехал Маяковский и выступил в городском театре. Вначале он говорил о состоянии современной поэзии, а завершил выступление чтением стихов. Затем он предложил желающим высказаться. Выступило несколько человек. Одни хвалили, другие выражали недоумение, третьи — недовольство.
К категории «недовольных» принадлежал и я.
С места я сказал, что в стихах написаны глупости — какой это дурак станет грудь заливать крахмалом?..
Маяковский посмотрел на меня, улыбнулся и бросил какую-то остроумную реплику. Присутствующие подхватили остроту, раздался смех, я растерялся и замолчал.
— Продолжайте! — крикнул Маяковский.
Я молчал.
— Вот, товарищи,— сказал Маяковский,— был единственный критик, который выступил конкретно, да и тот онемел.
А еще через минуту:
— Охотников поговорить, как видно, больше нет... Теперь я буду продавать свои книги с автографами... Кто хочет купить книгу с надписью Маяковского?!..
Потянулись желающие. Я нащупал в своем кармане не то трешку, не то пятерку. Долго колебался, расстаться с ней или нет. В конце концов решил купить книгу с автографом Маяковского.
— Как нас зовут? — спросил поэт. Я назвал свое имя.
— А отец у вас был?
— Был.
— Как его звали?
— Юрий.
— А фамилия?
— Коляджин.
— Вы что, грек, что ли?
— Нет, украинец.
Маяковский написал:
«Моему критику Стефану Юрьевичу Коляджину — В. Маяковский. Краснодар».
Прошло пять лет.
Я окончил Ленинградский государственный университет, и по запросу Дмитрия Андреевича Фурманова биржа труда направила меня на работу в Госиздат.
Большая комната в Госиздате. Четырнадцать столов. За каждым столом — редактор. В углу — стол редактора классической литературы Д.К. Однажды Маяковский зашел в нашу комнату. Завязался литературный спор — сейчас я уже не помню, по какому поводу. Во время этого спора К. пренебрежительно отозвался о творчестве Маяковского.
Маяковский вспыхнул:
— Да вы кто такой?
— Редактор классической литературы.
— Никакой вы не редактор! Вы — директор гимназии. Меня всю жизнь преследовали директора гимназий и библиотекари... Коленкой вас под ж... надо гнать!..
Резко повернулся и ушел.
Через несколько дней мне предстояло говорить с Маяковским по поводу одного из томов его первого собрания сочинений, редактирование которого было поручено мне.
Признаться, я очень трусил — разговор с К. не выходил у меня из головы.
В конце концов набрался смелости и позвонил.
— Что там у вас? — спросил Маяковский.
Я сказал, что в рукописи меня смущает одно слово.
— Какое? Я назвал.
— Почему?
Я стал доказывать.
— Хорошо. Я завтра зайду посмотрю... На следующий день Маяковский пришел в Госиздат. Его направили ко мне.
Маяковский долго смотрел на меня.
— Где я вас видел? — спросил он.
— Не знаю, Владимир Владимирович...
Был на ваших выступлениях в Ленинграде, в Москве...
— А еще?.. Напомните мне...
— Первый раз я видел вас в Краснодаре...
Маяковский улыбнулся и замахал руками:
— А, злейший мой критик!.. Теперь я пропал!..— И сразу: — Ну, что там у вас?
Я открыл рукопись и говорю:
— Владимир Владимирович, очевидно, ошиблась машинистка, тут какое-то не ваше слово...
— Нет, это слово мое...
— А мне кажется, что вы бы сказали как-то по-другому... — и тут же перечислил с десяток слов, которые мне казались характерными для Маяковского и для данного случая.
Маяковский слушал как-то равнодушно, а я все больше смущался. Вдруг Маяковский встрепенулся: