— Да. Я занимался твоими поисками, работая в издательстве.
От потрясения она вновь села на кресло.
— А я не верила. Значит, мы оба все потеряли.
Он опустился на корточки рядом с ней.
— Неужели ты не видишь, глупышка Линнет? Неужели не понимаешь, что меня ты никогда не теряла?
Он наклонился к ней, и она даже не попыталась остановить его. С тихим всхлипом она качнулась вперед, и их губы встретились. Поначалу поцелуй был нежным. Она зарылась руками в темный шелк его волос и пробормотала что-то глупое, что-то, относящееся ко всем тем ночам, когда она лежала без сна, зная, что совершила ужасную ошибку. Ночам, когда она засыпала, только выплакав все глаза.
Но затем его объятие стало крепче, и он привлек ее к себе, заставив подняться. Его губы вернулись к ней, но на этот раз они были требовательными, а не нежными. Потому что между ними всегда было еще кое-что — бушующее и искрящееся пламя страсти.
Его волосы скользили меж ее пальцев, и внезапно это была уже не любовь, а лихорадочный стук ее сердца и золотистая волна жара внизу ее живота. Его губы пили ее желание, заявляли на нее права, молчаливо убеждали ее в том, что она и так всегда знала, рассказывали ей о тоске, желании и о тех людях, которым посчастливилось найти вечную любовь.
Впервые за шесть месяцев Линнет позабыла о дочери, спавшей в колыбельке. Она позабыла обо всех своих добрых намерениях, побудивших ее сбежать и отказаться выходить замуж за Джаса. Вместо этого она прижалась к нему, покорная давлению его твердых бедер и напору его требовательных губ. Она почувствовала, что его руки дрожат. Он обнимал ее так, словно она была…
— Господи, Линнет, как ты могла так со мной поступить? — хрипло и прерывисто спросил он. — Я спать не мог, не зная, где ты находишься. Думал, с ума сойду!
— Я… я… — задохнулась она.
— Почему? Хочешь, чтобы я каждый день возвращался к тебе и умолял выйти за меня, пока мы оба не станем старыми и седыми, Линнет? Зачем? Зачем ты так поступаешь с нами? — вырвалось у него.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но он начал вновь ее целовать с лихорадочной поспешностью, от которой ей стало стыдно, что она его бросила.
— Прости, — произнесла она ему в губы и поцеловала его в ответ, без слов повторяя, что она любит его, любит, любит…
Снизу послышались голоса. Линнет отпрянула.
— О, нет!
Его ладони лежали у нее на затылке. Она посмотрела в его черные глаза с тяжелыми веками и поняла, что она больше никогда не сможет его оставить.
Линнет прерывисто вздохнула и вытерла набежавшую слезу.
— Кто это? — равнодушно осведомился Джас. Его пальцы многообещающе ласкали ее шею. — Твой отец?
— Хуже, — шепотом ответила Линнет. — Это герцогиня Альдерман.
Он нахмурился.
— Какого черта?
— Она троюродная сестра моего отца. Почему, ты думаешь, мы с Роуз смогли тут поселиться?
— А твой отец?
Она улыбнулась, но улыбка вышла безрадостной.
— Отец так толком и не смог смириться с тем, что я ношу ребенка, но герцогиня — моя крестная, и она нам очень помогла.
Он вновь привлек ее к себе и при этом выглядел очень сердитым, словно был готов ее встряхнуть.
— Я могу никогда тебя не простить за то, что сбежала под покровом ночи. Никогда.
Однако в дверях кто-то был. Джас обернулся. Герцогиня Альдерман была элегантной и все еще красивой шестидесятилетней дамой. Тому, как стильно ее седые волосы были уложены на макушке, позавидовала бы любая дебютантка.
— Гм, — нахмурилась она, глядя на него. — А вот и источник всех бед собственной персоной.
Джас поклонился и сразу перешел к делу.
— Я сто раз просил ее выйти за меня.
— Больше, — тихо уточнила Линнет. — Наверное, раз двести.
— Тогда почему ты до сих пор не замужем? — потребовала ответа герцогиня. — Твоя мать была неглупа. Мне бы не хотелось думать, что ты пошла в отца, этого пустоголового мечтателя.
Джас широко улыбнулся, но прежде чем он смог что-либо сказать, герцогиня накинулась на него.
— Мы с ее матерью были лучшими подругами, пока она не вышла за этого безнадежного бумагомарателя. Она умерла, рожая Линнет, и я пообещала обеспечить ее приданым. Вот только у ее отца не хватило ума держать дверь ее спальни на замке! Как вы могли совратить благородную молодую девушку в своем же доме?
