История русской общественной мысли в синодик своих святых зачисляла только тех, кто честно выполнял задачу разрушения России, кто судил об исторических судьбах России, о внутренней и внешней политике ее правительства с «безответственной позиции угнетенного раба», в уме которого никогда не ночевала мысль о том, что всякий член нации несет ответственность за судьбы своей родины.
Писаревы, Ткачевы — все, кто зачислен в «русские мыслители» — никогда не обладали государственным сознанием, никогда не умели занять патриотическую позицию, при которой, находясь в оппозиции правительству, они не переходили бы ту черту, за которой начиналась оппозиция к России или отбывание натуральной повинности по разрушению своей страны.
Негласная цензура революционных кругов, всегда по своей суровости на много превосходившая цензуру официальную, так запугала пушкиноведов, что они, боясь обвинения в реакционности и черносотенстве, боялись коснуться запретной темы о Пушкине, как о политическом мыслителе.
До Октябрьской революции первую и единственную попытку коснуться этой темы сделал редактор первого посмертного издания сочинений Пушкина П. В. Анненков, являющийся и первым пушкиноведом по времени, в своей статье «Общественные идеалы Пушкина».
После Октябрьской революции С. Л. Франком написана небольшая, но чрезвычайно ценная работа «Пушкин как политический мыслитель». К работе приложены заметки князя Вяземского о политическом мировоззрении Пушкина. Работа С. Франка небольшая по объему, но ценная по содержанию, пробивает громадную брешь в названной теме. Вот по существу и все, чем мы располагаем в области изучения политического мировоззрения гениальнейшего русского поэта.
Что же касается пушкиноведов в СССР, то никто из них, конечно, и не смеет и помыслить о том, чтобы показать политическое мировоззрение национального поэта таким, каково оно есть на самом дела, т. е. национальным.
Написать правду о политическом воззрении Пушкина — значит вбить осиновый кол в утопическое бунтарство русской интеллигенции, в результате которого погибло национальное государство, за судьбу которого всегда так боялся гениальный поэт. Написать правду, — значит вскрыть истину, кто и как постарался украсть у русского народа замечательного политического мыслителя.
III. ПУШКИН, КАК ВОССТАНОВИТЕЛЬ ГАРМОНИЧЕСКОГО ОБЛИКА РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА ДОПЕТРОВСКОЙ РУСИ
Как некий Херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь…
А. Пушкин. Моцарт и Сальери.
Бердяев, Мережковский и ряд других представителей «западнической линии» в наши дни усиленно подчеркивали, что Пушкин лишен русских национальных черт: стихийности, безграничности, дионистического начала.
«Не был еще интеллигентом Пушкин, — пишет Н. Бердяев в «Русской идее», — величайшее явление русской творческой гениальности первой трети века, создатель русского языка и русской литературы… Но в нем было что-то ренессансное и в этом на него не походит вся великая русская литература XIX века, совсем не ренессансная по духу. Элемент ренессансный у нас только и был в эпоху Александра I и в начале XX века. Великие русские писатели XIX века будут творить не от радостного творческого избытка, а от жажды спасения народа, человечества и всего мира, от печалования и страдания о неправде и рабстве человека. Темы русской литературы будут христианские и тогда, когда в сознании своем русские писатели отступят от христианства. Пушкин единственный русский писатель ренессансного типа свидетельствует о том, как всякий народ значительной судьбы есть целый космос и потенциально заключает в себе все. Так Гете свидетельствует об этом для германского народа».
Все это бесстыдная интеллигентская ложь. В. Шубарт правильно подчеркивал, что «русские тоже имели свою готическую эпоху, ибо они воплощали гармонический прототип еще в более чистой форме, нежели Запад».
В главе «История русской души» Шубарт пишет: «Первоначально русская душа, так же, как заодно европейская во времена готики, была настроена гармонически. Гармонический дух живет во всем древнем русском христианстве. Православная церковь принципиально терпима.
