— Конечно! — ещё радостней сказал Сутулов.
— Ставьте его на стул! — приказал я Тулькину, Дерябину и Мешкову.
Мешков, Дерябин и Тулькин поставили Сутулова на стул. Я сам не стал о него и руки марать.
— Стоишь? — спросил я Сутулова.
— Стою, — подтвердил Сутулов.
— Прекрасно, — сказал я, влезая на соседний стул. — Хронометр твой ходит хорошо?
— Спрашиваешь! — засмеялся Сутулов. — Тик-так! Тик-так!
Я прижал к своему уху сутуловский хронометр, покачал головой и сказал:
— А по-моему, не очень-то хорошо… «Тик» есть, а «така» нет…
— Иди ты! — сказал грозно Сутулов.
— Можешь сам послушать, — сказал я и приложил хронометр к стене, а Сутулов приложил своё ухо к хронометру и расплылся в улыбке. — Слушаешь? — спросил я Сутулова.
— И «так» слушаю, — подтвердил Сутулов, — и «тик» слушаю.
— Тогда так и слушай, — сказал я, — до утра… Только прижимай хронометр крепче ухом к стене, а то уронишь…
Потом я помолчу и скажу: «Это тебе за Таню… за Кузовлеву, чтоб ты за ней не ухаживал!..»
А дальше Тулькин, Мешков и Дерябин, конечно, — все они повалятся от хохота на пол, а потом… но что будет потом, я не успел представить, так как к этому времени я уже почти подбежал к дому, осталось только продраться через кусты акации и перелезть через забор, когда совсем рядом я услышал шум и голоса, из которых выделялся голос старика Сутулова:
— Не боись, ребята… Я этого Лешего беру на себя… Хватит с ним цацкаться.
— А ты, Дерябин, не расстраивайся, — подал свой голос Мешков. — Ты донт би ин э питти! — успокаивал Дерябина Мешков. — Мы все за то, чтобы Кузовлева с тобой дружила, а не с этим шалопутом. А раз мы все хотим, значит, так и будет. Ду ю андерстэнд?
— Оф корз, — ответил Дерябин. — Сэнк ю вери мач…
— Почему это с Дерябиным? — взъерепенился Сутулов. — Кузовлева будет дружить со мной! Все андерстэнд?
Все промолчали, а я подумал:
«Ну это мы ещё посмотрим, кто будет андерстэнд, а кто будет не андерстэнд!» — подумал я, сжимая кулаки.
В это время со стороны кладбища показался бегущий по улице Тулькин с целой оравой мальчишек и крикнул на бегу, посвечивая фонариком:
— Нет его там! Весь чердак обшарили! А домой не приходил? — спросил Тулькин.
На всякий случай я бесшумно залёг в кустах, нащупав в кармане пластмассовый мешочек с губкой, пропитанной «жёлтой лихорадкой». Кажется, сегодня придётся пустить в ход. Кажется, сегодня Сутулов от самбо на словах перейдет к самбо на деле.
— Ноу, — сказал Мешков по-английски, — иф ай хэд син хим.
Фразу я не понял, но в голосе Мешкова была явная угроза.
— Куда же он мог запропаститься? Из сторожки скрылся и домой не пришёл? — пискнул Дерябин, держа доску с клавишами на плече, как винтовку.
Может быть, во время драки мне Дерябин всё-таки даст этой доской по голове и я вдруг всё-таки заговорю на английском языке?..
— Окружай дом, — скомандовал Сутулов.
Сутуловские прихвостни проползли рядом со мной. Я даже дыхание затаил.
— Ну ничего, — сказал Мешков, — я теперь с ним за пиджак рассчитаюсь. Я ему устрою торнейдоу…
— А я ему за попугая отомщу, — пригрозил Дерябин, перекладывая свою музыкальную доску с одного плеча на другое. — Это надо же, украсть себя за деньги!
— А сначала он сколько за себя запросил? — спросил Сутулов.
— Двести тысяч рублей! — сказал Тулькин, которому, видно, было всё равно что врать в темноте.
Я еле удержался, чтоб не выскочить и не дать Тулькину в ухо. (Рано! Рано! Рано!)
— Главное, мы же с ним три раза цену на него снижали, — сказал Тулькин. — Я уж в последнем письме написал: «Вернём сына, дайте хоть на эскимо!»
— Ну и что? — спросил Сутулов.
— Ну и что… — сказал Тулькин. — Ничего, и за двадцать две копейки не стали выкупать.
Все мои враги засмеялись. И вместе со смехом стали поносить меня на все лады.
— Не идёт! — сказал Тулькин. — Испугался.
— А дома у них кто-нибудь есть? — спросил Сутулов.
— Отец с матерью, наверно, слышите телевизор?
Все замолчали. Было слышно действительно, как у нас в доме работал телевизор.
Кто-то из ребят полез добровольно на дерево и вдруг закричал сверху:
— Братцы! Да он же дома! Он с какой-то девчонкой передачу смотрит!
— А где же родители? — спросил Сутулов.
