— Если ты от меня не отстанешь, я — вот этими ножницами — выстригу все струны в твоем пианино!
Зная понаслышке о моем — даже в детском возрасте проявлявшемся — крутом нраве, тетя меня больше не беспокоила. И я пианистом не стал.
Лёдя, в ту пору уже отличавшийся остроумием, рассказал мне беседу стариков, подслушанную им в Городском саду:
«— Ну и что нового ув газетах?
— В этом году Сумской гусарский полк проведет лето ув Чугуеве, а Чугуевский гусарский полк — ув Сумах.
— А зачем? Какая разница ув их?
— Неужели вы не знаете?! Сумской носит доломан синий, а чахчуры (бурки) красные! А Чугуевский — доломан красный, а чахчуры — синие.
— Непонятно. Зачем гонять столько людей, когда можно было бы просто переменить их штанов?!»
Не помню, в этот ли приезд или в другой, но мы с Лёдей, как обычно, прогуливались по Приморскому бульвару. Однажды присели на скамейку, где расположилась группа почтенных стариков. Один вслух читал газету:
— Новости с Парижу. На ирадроме ля Бурже летчик Пегу сделал ув воздухе четыре мертвые петли.
После паузы один из стариков спросил:
— А для евреев это лучше или хуже?..
Родители Лёди очень тепло относились ко мне — больному туберкулезом мальчику.
Как-то я сидел у них в воскресенье и читал купленный ими для меня детский журнал «Мурзилка». Рядом находился папа Вайсбейн, углубившийся в газету. А в соседней комнате старшая дочь этой уважаемой семьи вела революционный кружок. Ее с вниманием слушали четверо молодых рабочих.
Говорила она громко, поэтому мы оба услышали ее восторженный возглас:
— Вдумайтесь, товарищи! Какой великий лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Папа Вайсбейн встал. Снял пенсне и, открыв дверь, сказал дочери:
— Толко не у мене в квартире!
Тетя Аня тоже делала все возможное, чтобы отвлечь меня от мыслей о болезни. Она читала вслух Конан Дойля, его рассказы о Шерлоке Холмсе, сопровождая их своим комментарием. А одну историю даже выдумала сама. Ее она рассказала мне и Лёде. Я до сих пор помню:
«Представьте себе, дети, город Лондон, где живет этот великий человек… В то утро знаменитый сыщик сидел у камина в своем рабочем кабинете на Бейкер-стрит и читал газету. Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — сказал Шерлок Холмс.
И вошел его друг — доктор Ватсон. Не знаю, какой он был доктор как врач, но Холмсу — верный помощник. Вошел и сказал:
— Здравствуйте, Холмс!
— Здравствуйте, Ватсон. Но объясните, почему вы носите голубое белье?
Ватсон не удержался от восхищения:
— Холмс! Вы — гений! Откуда вам стало известно, что я сегодня надел голубые кальсоны?!
Великий сыщик ответил:
— Потому что вы пришли без брюк!»
В 1911 году, когда я прибыл в Ростов, дед решил взять меня с собой в поездку по крестьянским хозяйствам. Ведь фирма называлась: «Прут и внук»! А поставщиками были многочисленные крестьянские хозяйства Дона и Кубани.
— Привыкай к делу! — сказал дедушка. И мы поехали.
Экипаж был просторный. Лошадь по кличке Васька — могучее животное. Кучер — Семен, глухонемой. Но с дедом они отлично объяснялись жестами и прекрасно понимали друг друга.
Было жаркое лето. И мне захотелось пить. Мы как раз проезжали мимо небольшого хутора. Дед ткнул Семена в спину. Пролетка остановилась. На пороге домика появилась его хозяйка — молодая красивая казачка.
Дед сказал мне:
— Ну, коли хочешь пить, заказывай!
Я обратился к женщине:
— Будьте любезны… Можно мне чего-нибудь холодного: ужасная жажда!
Казачка поклонилась и спустилась в погреб. Она вынесла оттуда глечик — большой глиняный сосуд, наполненный свежим молоком.
Я пил жадно.
— Может, хватит? — спросил дед.
— Да, пожалуй, — ответил я, передавая глечик деду. Мой старик тоже как следует отметил качество молока и, в свою очередь, передал сосуд Семену. Тот с удовольствием отведал эту живительную жидкость. И все-таки в глечике ее осталось почти половина. Я вернул посуду хозяйке. А дед сказал:
— Коли ты заказывал, ты и плати.
— Сколько позволите? — спросил я у молодой женщины.
— Копийку, — ответила она.
Я вынул свой кошелек, достал оттуда блеснувшую на солнце новую бронзовую копейку и подал хозяйке. Она благодарно поклонилась и ушла.
