никто не укроет его от удара руки
в перчатке с кованым железом.
Ненависть переполнит землю, хоть она
считает себя спокойной.
Никому не будет пошады – ни старикам,
ни убогим калекам.
Жилища сожгут и разграбят.
Одних людей заменят другие,
и все будут взгляд отводить в сторону,
чтобы не видеть обесчещенных женщин.
Деревня была окружена лесами и горами. Все дома были построены из дерева, и около каждого был маленький огород. Окна украшали маленькие, наполненные цветами корзинки. Старые женщины сидели на верандах и чистили овощи, в то время как их дочки или падчерицы вешали белье на веревки, натянутые между деревьями. Все женщины носили платочки. Проезжали мимо повозки с сеном. Слышен собачий лай. Кругом был мир. Женщины от одного дома к другому разносили вести, а дети через забор лазали друг к другу в гости.
Кто они были? Какому богу молились? Разве это кого-то взволновало? Одни ходят в церкви, увенчанные куполами, блестящими на солнце. Другие – в мечеть, минарет которой высоко видно за деревьями.
Десятилетиями так шла жизнь. Но однажды ночью деревня была разбужена шумом и грохотом моторов, и земля содрогнулась от рева гусеничных машин. Когда мужчины вышли утром из своих домов, они увидели танки, перекрывшие оба выхода из деревни. Мужчины в маскировочной униформе, натянув на лицо черные маски, ходили патрулями и врывались в дома. Запахло дымом. Это был первый дом, который погиб в огне. Женщины голосили.
Крестьяне проходили мимо, положив руки на голову, а солдаты ударами хлыста, как скот, подгоняли их. Они шли к лесу.
Через несколько минут раздался грохот пулемета. Снова возопили женщины. Некоторые из них метались, расцарапывая себе грудь, рвали на себе волосы, воздев руки к небу. Лица их были искажены страхом, в глазах застыл ужас. Снова горели дома. Согнали некоторых жителей деревни и повели опять.
Соседи отворачивали лица, стараясь не встретиться с ними взглядом. Каждый из них теперь вспомнил, в какого Бога верил его сосед.
Собаки, бродившие по руинам опустевших домов, выли о смерти.
10
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
все будут знать, что в разных уголках земли
творится. Увидят детей,
чьи кости торчат через кожу,
и тех, чьи глазницы кишат червями,
и тех, в которых стреляют как в крыс.
Человек, что увидит все это, лицом отвернется –
для него нет выше личных забот.
Как милость, бросит горстку ржи,
а сам спит на мешках добра.
Что дал он правою рукой,
назад он заберет другой.
Он сидел в затянутом черной кожей кресле и дремал с раскрытой газетой на коленях. На экране телевизора один за другим сменялись сюжеты. Время от времени мужчина поднимал голову, открывал глаза и смотрел на экран. Рядом на полу играл его сын. Жена иногда заходила в комнату. Неожиданно она сказала: «Это просто ужасно». Ребенок перестал играть. Мужчина поднял голову. На экране были голые дети, сидевшие на корточках на полу неосвещенного помещения. Они были похожи на больших черных насекомых с огромными голодными глазами, на брошенных на погибель стариков. У некоторых из них были видны незаживающие раны, над которыми роились мухи.
«Такое показывать нельзя, – сказал мужчина. – В это время телевизор смотрят и дети».
Он лихорадочно стал искать пульт и выругался, не найдя его под рукой.
Ребенок спросил: «Что это было? И где?» «Далеко, очень далеко, ты играй, играй», – сказал отец. А мать все причитала: «Это ужасно, бедные люди».
Мужчина стал говорить, что эти люди с их неразвитыми гигиеническими навыками, обычаями и культурными традициями далеко не такие, как люди здесь, в цивилизованных странах. «Они плачут», – сказал ребенок. Репортаж уже заканчивался, и мужчина перестал искать пульт. Стали показывать машины, которые неистовствовали в гонках «Формулы-1». И мужчина восторгался, что эти пилоты – люди фантастические, они ездят со скоростью больше чем триста километров в час.
На следующий день ребенок сказал, что в школе его попросили принести килограмм риса. Мужчина пожал плечами. «Конечно, я дам тебе, и ты отнесешь», – сказала мать.
«Это для детей, которых показывали вчера вечером», – объяснил ребенок.