– Тильда! – Он чуть не задушил ее в объятиях. – Ни за что бы тебя не узнал! Ты потрясающе выглядишь. И зеленый цвет тебе к лицу. Лучше, если компаньонкой Милли будет кто-нибудь другой, а то его милость предпочтет тебя!
Тильда довольно засмеялась.
– О, Том! Не будь ханжой! Можно подумать, что кто-нибудь предпочтет меня Милли. – Она повернулась к Амелии и искренне сказала: – Ты чудесно выглядишь, Милли. Нет смысла спрашивать, как твои дела!
Амелия фыркнула.
– Я бы хотела, чтобы теперь, когда я выросла и выезжаю в свет, меня называли Амелией. Милли звучит по-детски.
– Да плюнь на это, Милли, – с братской прямотой посоветовал Томас. – Посмотри на Тильду – как она сияет. Она виконтесса, но не волнуется попусту из-за своего имени. – Он повернулся к кузине: – Скажи, это твои гнедые стоят на конюшне?
Тильда кивнула, глаза ее сверкнули.
– Да. Если захочешь и дядя позволит, то можешь запрячь их в фаэтон или двуколку – посмотришь, насколько они резвы. – Она помолчала и многозначительно уточнила: – Но сначала я должна убедиться в том, что ты с ними справишься.
Том покраснел и смутился, а его отец вытаращил глаза.
– А кто, скажи, решит, способен Том управлять ими или нет?
Карие глаза спокойно выдержали свирепый взгляд.
– Мне кажется, что это и так ясно, сэр. Я сама и решу.
– Но только не в моей карете! – заявил лорд Пембортон. – Будь я проклят, если разрешу девчонке опрокинуть мою карету! Ты дашь Тому лошадей, и все тут!
Том покраснел и стрельнул в кузину виноватым взглядом, словно боялся, что та испугается отцовских слов.
Но Тильда выгнула бровь и заявила:
– Боюсь, что этого не будет, сэр. Это мои лошади, и, поскольку я не имела другой возможности увидеть, как Том правит лошадьми, кроме того случая, когда он опрокинул меня в кабриолете восемь лет назад, я вынуждена отказать ему… пока не увижу, что он в состоянии с ними справиться.
– Боже мой! – в ужасе воскликнула леди Пембертон. – Неужели ты лучше дяди в этом разбираешься?
– Нет, мэм, – ответила Тильда. – Но своих лошадей знаю лучше, чем он. И мне не хочется, чтобы Том сломал себе шею. И еще: когда мне предложат какой-нибудь напиток?
Том захохотал.
– Попала в точку, Тильда. Что ты выпьешь? Миндальный ликер?
Она поежилась.
– Нет, спасибо. Предпочитаю мадеру.
Пембертон сдвинул брови.
– В мое время молодая женщина…
– Дорогой сэр, не говорите этого, – карие глаза смотрели с насмешкой, – а то вас сочтут таким старым… ну, впору быть моим мужем!
Наступила зловещая тишина, поскольку покойный лорд Уинтер был на тридцать пять лет старше своей восемнадцатилетней невесты. Молчание нарушила леди Пембертон, которая с негодованием заявила:
– Тебе повезло, что ты получила хотя бы это предложение!
– Да, повезло, – с задумчивым видом согласилась леди Уинтер. – А теперь расскажите мне о светском сезоне Амелии. Это ведь твой второй сезон, не так ли, Амелия? И ты до сих пор не помолвлена? Ну а меня подхватили уже в середине сезона, не правда ли, мэм? Милый Джонатан просто обивал пороги нашего дома. Спасибо, Том. – Она одарила кузена очаровательной улыбкой и стала маленькими глоточками потягивать мадеру.
Амелия рассердилась:
– Все понятно. Ты мне завидуешь, потому что я красивее тебя. И еще потому, что я получила больше предложений, чем ты…
– Вовсе нет, Амелия, – прервала ее Тильда. – Я тебя поздравляю. Так сколько же предложений ты получила?
Прежде чем леди Пембертон успела сделать дочери предостерегающий знак, Амелия выпалила:
– Четыре! Пять, если считать его милость.
– Четыре! – улыбнулась леди Уинтер. – Тебе на самом деле повезло – такой богатый выбор! Но раз ты до сих пор не замужем, то мужчины в Лондоне, должно быть, слепы. Видишь ли, я приняла первое же предложение, чтобы в семье остались деньги для следующей дебютантки.
– Но первым мне сделал предложение лорд Уомзли, – объяснила Амелия, – а он слишком старый, ему все сорок!
– Сорок! – изумилась леди Уинтер. – Но это более или менее подходящий возраст. Господи, я боялась, что у бедняжки Джонатана не хватит сил дойти до алтаря. – Она задумчиво помолчала. – Не говоря уже о брачной ночи.
Последовало тягостное молчание, которое нарушила сама леди Уинтер, чьи язвительные замечания разили подобно пушечным ядрам.
