— Понятно. Вам бы его в городе обследовать, МРТ сделать. У нас тут оборудование не ахти. Даже нейрохирургов хороших нет.
— А когда его можно увезти с больницы?
— В принципе он может передвигаться самостоятельно, его состояние удовлетворительное, если не брать в расчёт амнезию. От головных болей я выпишу лекарство и будете наблюдаться уже у себя. Я думаю пока все. Если возникнут еще вопросы я спрошу у вас завтра. Сегодня голова не работает. Адский денек.
Он усмехнулся и протер виски.
— У вас здесь можно где-то переночевать?
— Это запрещено. Но я войду в ваше положение и позволю вам остаться до утра в ординаторской.
Я достала из сумочки несколько сотен и сунула под журнал. Врач сделал вид, что ничего не заметил, а я написала дочке смску, что с отцом все в порядке и что утром я ее наберу. Они могут не идти завтра в школу. Пусть присмотрит за сестрами. Светлане Владимировне позвоню утром, не стоит ее будить ночью. Попрошу, чтоб приехала к ним и посидела до моего возвращения.
В ординаторской я так и не смогла уснуть, всю ночь вертелась на железной кровати с ужасно скрипящими пружинами и на рассвете задремала. Меня разбудила медсестра, сказала, что скоро обход и мне лучше уйти, а то у Антона Валерьевича будут неприятности.
Теперь я стояла в туалете, ополаскивая лицо ледяной водой и с ужасом думая о встрече с Кириллом. Достала маленькую расческу из сумочки и расчесала густые, непослушные волосы, заколола в хвост. Провела пальцами под глазами, проклиная синяки и две тоненькие морщинки. Покусала бледные губы и пощипала щеки, чтобы не выглядеть такой изможденной и белой, как стена. Вышла на улицу, поглядывая на часы — только семь утра и подставила лицо теплым лучам сентябрьского солнца.
— Пирожки! Горячие пирожки! Чай! Кофе! — послышался зычный старческий голос, и я увидела женщину в пестром платке, темном потрепанном пальто с лотком на колесах.
— Дайте мне, пожалуйста два пирожка с капустой и…три с картошкой, а еще если есть с рисом и яйцом, и кофе, пожалуйста.
Кирилл любил именно с картошкой и с рисом. Я завернула горячие пирожки в пакет и села на лавочку. Поддела носком сапога несколько бронзовых листьев, и они с шуршанием опустились на потрескавшийся асфальт.
— Не возражаете?
От неожиданности я чуть не поперхнулась горячим кофе. Возле скамейки стоял мой муж и внимательно меня разглядывал, засунув руки в карманы расстегнутой куртки. Ему уже сняли повязку с головы и теперь его волосы торчали в разные стороны.
Солнце светило прямо ему в лицо и от этого глаза казались светлее, чем обычно. До боли родной и чужой одновременно. Странно видеть его вот таким. Последнее время я привыкла совсем к другому выражению его лица. Давно не видела Кирилла небритым и таким уставшим. Захотелось протянуть руку и пригладить ему волосы, но я сжала пальцы и отпила кофе. Сильно обожгла язык, даже слезы на глазах выступили. А он так и не дождавшись моего разрешения сел рядом.
— Я за вами с окна наблюдал. Как вы одиноко пинаете листья на тропинке. Захотелось составить вам компанию. Тихо здесь по утрам. Любите осеннюю тишину? Только шорох листьев и запах дождя.
На секунду закружилась голова от звука его голоса, он как-то странно изменился. Стал ниже что ли или наоборот моложе. Никогда не думала, что снова буду так реагировать на него.
— Люблю тишину, особенно если мне не мешают ею наслаждаться в одиночестве.
Я медленно выдохнула, отпивая кофе из чашки уже осторожно. Он бросил взгляд на пирожки в пакете и усмехнулся. А я невольно засмотрелась как поблескивает седина у него на висках. Красиво поблескивает. Мне всегда нравилась эта солидность. Помню, как он все время пытался ее состричь, чтоб было не видно, а я просила не трогать.
— Пришли кого-то навестить? — проигнорировал мой намек, словно, я не его имела ввиду. Он всегда так делал, если ответ его не устраивал.
Кивнула и с трудом удержалась, чтоб не предложить ему пирожок. Черт, вы можете быть в разводе год, два, три, но эта привычка, видимо, неискоренима — накормить мужа. Она видимо заложена у вас в голове, как основная и важная программа на жестком диске компьютера.
