– Подлец, подлец, какой подлец! – бормотала она, лихорадочно натягивая джинсы, свитер и забирая наверх волосы. Накинув куртку, схватила сумочку и выскочила из квартиры. Во дворе торопливо забралась в машину и устремилась на улицу.
– Так тебе и надо, шлюха подзаборная! – бормотала она. – Так и надо! Это тебе за твою неразборчивость!
Боже, боже! Уже две недели он проклинает ее, на чем свет стоит, а она тем временем никак не может найти подходящий повод ему позвонить!
«Будь ты проклят, урод волосатый!» – захлебывалась она в адрес Феноменко, пролетая на желтый.
Он все знает! Теперь он все знает! Боже мой, что он теперь о ней думает?! Она подлетела к его дому, бросилась к подъезду и, не желая обнаруживать свое присутствие по домофону, дождалась, когда дверь откроется. Ворвавшись в подъезд и проклиная нерасторопный лифт, она оказалась, наконец, у дверей его квартиры. Позвонила. Он, не спрашивая, открыл и застыл на пороге.
– Выслушай меня! – потребовала она и шагнула к нему, преграждая двери путь к отступлению. Он помедлил и впустил ее. Она вошла. В прихожей ее молчаливо и враждебно встретила его мать.
– Вера Васильевна, нам с Димой нужно поговорить! – также требовательно обратилась к ней Наташа.
Вера Васильевна затравленно посмотрела на сына и молча удалилась.
– Слушаю тебя, – глухо сказал он, отводя глаза.
Она сразу заметила, что он сильно осунулся и побледнел. Ей захотелось кинуться ему на шею и прокричать: «Дурак, дурак! Какой же ты дурак!» Сдержав себя, она твердо сказала:
– Можешь думать обо мне все, что угодно, но хочу, чтобы ты знал: я скорее сдохну, чем выйду замуж за Феноменко!
Возможно, она рассчитывала, что ее заявления будет достаточно, чтобы тут же вернуть его себе, но он взглянул на нее потухшим взглядом, пожал плечами и сказал безжизненным голосом:
– А мне-то что…
– А то, что он все выдумал! Он обманул тебя, понимаешь?! – горячилась она, не понимая, почему до него не доходит ее раскрасневшийся призыв.
– Меня это уже не касается… – совсем тускло откликнулся он и отвел глаза.
– Как это – не касается?! Что значит – не касается?! Значит, я для тебя уже ничего не значу?! Значит, так?! – звенел ее голос.
Зрелая мука шевельнула желваки на его похудевшем лице, и он, по-прежнему не глядя на нее, выдавил:
– К сожалению, значишь… Только я уже говорил, что я не тот, кто тебе нужен…
– Прекрати твердить эту чушь! Слышишь, прекрати! – взметнулся едва ли не до визга ее голос. – Позволь мне самой решать, кто мне нужен, а кто нет!
Мне, а не тебе! Ты видишь – я приехала к тебе сама, потому что ты мне нужен, и если я тебе тоже нужна – ты поедешь со мной!
Она стояла перед ним, сжав кулачки – прямая, непреклонная, с пылающим лицом, огромными потемневшими глазами, гневная и беспощадно прекрасная. Он смутился.
– Наташа… – наконец назвал он ее по имени, – ты не представляешь, как мне было плохо, и если снова…
– Если я тебе нужна – ты поедешь со мной! – перебив его и глядя на него в упор, с затаенной угрозой отчеканила она. Несколько секунд он смотрел на нее, а затем, словно заразившись ее волей, неожиданно твердо сказал:
– Хорошо, я поеду с тобой!
Он предложил ей снять куртку и подождать в гостиной, пока он переоденется.
– Нет, – нетерпеливо ответила она, – я подожду здесь…
Он быстро собрался и предстал перед ней, избегая ее взгляда.
– Поцелуй меня, – велела она, потянувшись к нему.
– Я небрит, – угрюмо проговорил он.
– Ничего! – заторопилась она, и он коснулся ее холодными вялыми губами.
Скрашивая дорогу односложными замечаниями, они добрались до ее дома. Он был скован и немногословен, и она усадила его за чай. Как и в тот памятный вечер их первой близости они расположились на кухне друг против друга, и он смог, наконец, разглядеть ее как следует.
«Опять питается как попало! – подумал он, жалея тонкую кожу скул и впалые тени щек. – Натуральная супермодель!»
– Ты опять похудела… – обронил он.
– Ты тоже…
– Ну, я-то понятно почему… – через силу усмехнулся он.
– И я по той же причине… – серьезно смотрела она на него.
Помолчали.
– Послушай, – сказала она, – я хочу тебе все объяснить…
