Он разлил по бокалам остатки вина и многозначительно взглянул на нее:
– Хочу выпить за первое сентября!
Она приготовилась услышать очередной меморандум, какими он взял привычку отмечать всякое мало-мальски заметное событие их жизни, сопровождая его словами: «Всегда буду помнить этот день (час, минуту)…», но он отошел от правила и объявил с тем же таинственным значением:
– Хочу выпить за первое сентября… две тысячи шестнадцатого года!
– Интересно, почему это? – вскинулась она с удивлением.
Он сделал паузу и провозгласил:
– Потому что ровно через восемь лет в этот день мы поведем нашу дочь в школу!
– Вот это да! – изумилась она. – Откуда ты знаешь, что у нас будет дочь и с чего ты взял, что это будет через восемь лет?
– К твоему сведению у нас будет еще и сын, – убежденно ответил он, – но первой будет девочка, потому что я хочу девочку, и ты родишь ее через девять месяцев после нашей свадьбы, то есть, ровно через год!
– Вот как! Оказывается, за меня уже все решили и рассчитали! – ревниво воскликнула она.
– А что тут решать, Наташенька? Тебе пора рожать, а уж я со своей стороны постараюсь тебя к этому подготовить!
– А если я не тороплюсь?
– Что значит – не тороплюсь?
– А то, что я тогда минимум на два года выпадаю из профессии, а у меня сейчас самый пик!
– Ты серьезно? – недоверчиво спросил он. – Нет, ты это серьезно?
– Ну, хорошо, хорошо, посмотрим! До декабря еще далеко! – улыбнулась она, смиряя вредность, которая исправно поднимала голову всякий раз, когда ее хозяйке пытались навязать чужую волю.
Они все же выпили: он решительно и до дна, словно настаивая на своем перед кем-то невидимым, кто принимал ставки, она – медленно и до половины, сглаживая его горячность мелкими уклончивыми глотками: «Посмотрим, посмотрим, посмотрим…»
В десять вечера по местному времени она, сославшись на недомогание, залезла в кровать:
– Господи, как это у меня всегда трудно протекает… Дай-ка мне твою книжку, попробую почитать…
И она стала читать, то облокачиваясь на подушку, то откидываясь на спину. Он, лежа рядом с ней и приглушив звук, смотрел в это время телевизор, косясь в ее сторону и пытаясь уловить на ее лице следы книжного влияния. В половине одиннадцатого согнутые в локтях руки ее вдруг обмякли и вместе с книжкой скользнули на живот. Он посмотрел на нее и обнаружил, что голова ее склонилась набок и щекой коснулась рассыпанных по подушке волос, глаза закрылись, и напряжение покидает черты лица. С минуту он, затаив дыхание, с умилением наблюдал за превращением строгой, своенравной красавицы в усталую беззащитную девчонку с безвольно приоткрытым ртом. Выключив телевизор и убедившись, что она спит, он осторожно извлек из ее ослабевших пальцев книгу, обошел кровать и потушил ночник. Затем сел в кресло и, досадливо хмурясь при взрывах неукротимого веселья заморских забулдыг, стал смотреть на бухту, похожую на гигантское черное копыто, подкованное гирляндами неоновых самоцветов.
Он не заметил, как заснул там же, в кресле. Словно занавес опустился на впечатления первого дня, и невидимый дирижер, вздернув милосердные брови, провел рукой перед его лицом и собрал в горсть гаснущие звуки. Ему снилось что-то усталое и неподатливое, когда она разбудила его среди ночи.
– Ты почему спишь в кресле? – тревожно спрашивала она.
Он открыл глаза, пытаясь сообразить, где он и что с ним.
– С тобой все в порядке? – склонилась она над ним.
– Да, да! Все в порядке! Сам не заметил, как заснул! – наконец откликнулся он. – А ты почему не спишь?
Оказывается, она встала, чтобы идти в туалет и, не обнаружив его рядом, удивилась, а когда зажгла светильник и нашла его в кресле – грузно осевшего, с завалившейся головой и открытым ртом, то решила, что ему плохо и просто, по-бабьи испугалась.
– Господи, как я испугалась! – прикладывала она руку к груди, не собираясь признаваться, что поначалу даже боялась до него дотронуться, как будто его тело для нее вдруг стало чужим, и только когда приблизила к нему лицо и различила дыхание, затормошила за плечо.
– Ну, чего ты испугалась? Подумаешь, заснул в кресле! Не хотел тебя будить: ты так сладко спала! – снисходительно утешал он, польщенный ее испугом.