– Спасибо вам, Вера Васильевна, за нашего Димочку! Вы не представляете, какой он чудный и удивительный мальчик!
Вера Васильевна недоверчиво на нее посмотрела, а Наташа добавила:
– Можно, я вас поцелую?
– Ну, поцелуй! – смутилась Вера Васильевна.
Наташа обняла ее и от души поцеловала.
– Ты хоть его любишь? – грубовато спросила довольная Вера Васильевна.
– Конечно, люблю! – рассмеялась она, чувствуя, что слово ее отозвалось в ней, как имя бога всуе.
Однажды в конце февраля она решила надеть юбку, которую давно не надевала, и обнаружила, что та не желает сходиться у нее на талии. Она встала на весы и возмутилась:
– Какой ужас! От твоих забот я поправилась на целых два килограмма!
– Я это уже заметил по твоей груди и должен сказать, что тебе ужасно идет! – с улыбкой отвечал он.
– Противный мальчишка! – воскликнула она. – Ты специально меня раскармливаешь, потому что тебе нравятся полненькие!
– Мне нравишься только ты. А твои килограммы – всего лишь результат нормального питания. Успокойся, дальше этого твой вес не пойдет!
Так оно и оказалось, а через некоторое время она даже похудела на полкило.
В жизни устроено так, что на смену упоению приходит насыщение. Ведь даже буря не может длиться долго, и рано или поздно ей требует передышки. Она заметила, что их желания перестали совпадать по времени. Точнее, он хотел ее всегда, а она его – гораздо реже. В таких случаях она, не желая ему отказывать, ложилась набок и просила:
– Погладь меня…
Ближе к восьмому марта он предложил:
– Давай купим тебе новую машину!
– С какой стати? – искренне удивилась она.
– Разве ты не хочешь новую машину? Такую, как у меня!
– Такая, как у тебя у нас уже есть. Зачем нам вторая?
– Я хочу сделать тебе подарок, сделать приятное, в конце концов!
– У меня есть машина, которая меня устраивает. Тем более, что я почти ей не пользуюсь – ведь ты у меня стал вроде водителя! Нет, Димочка, спасибо, конечно, но бросать деньги на ветер я тебе не разрешаю! И, кстати, давай обойдемся в этот день без дорогих украшений – мне их и так девать некуда! Купи мне лучше три розочки с открыточкой, и напиши, что любишь, целуешь и все такое!
А чтобы придать своим увещеваниям неотразимую убедительность, добавила:
– Давай беречь деньги для наших детей, хорошо?
Про детей она отныне упоминала всякий раз, когда нужно было укротить его нежное упрямство. Можно даже сказать – злоупотребляла этим.
– Хорошо! – привлек он ее к себе.
С некоторых пор ему такое дозволялось.
Мало-помалу их отношения обретали основательность.
Полагая, что их семейное будущее лишь вопрос времени, он постепенно освобождался от сиюминутной чувственной жадности, безболезненно отправляя ее в завтрашний день. Смиряя возбуждение, он, наконец, научился гладить ее по-отцовски, и она засыпала в его объятиях, слабея и затихая на полуслове и оставляя его наедине с умилением. Нетерпеливое ожидание совокуплений он заменил жадным вниманием к ее миру и памяти.
– Расскажи мне что-нибудь о себе! – просил он, усаживаясь с ней на диван и зарываясь лицом в ее волосы.
Она не отказывалась, охотно вспоминала детство, школу, девичество – время, когда она еще не знала о похотливых мальчишках, примерявших где-то свой крепнущий зуд к ее будущим прелестям – и очень нехотя и скупо делилась тем, что было потом. Память, как известно, имеет свои минные поля.
– В десятом классе двое мальчишек подрались из-за меня…
– Всего двое?!
– Зато самые сильные!
Он заставил показать ему альбомы с фотографиями. С трепетным умилением смотрел он на голорукую, голенастую Наташу. Сложенная из ласкательно-уменьшительных слов, тонкая, нежная, скуластая, с худыми незрелыми ногами и узловатыми коленками, она пытливо смотрела на него из беспечного прошлого. Он так и не смог взглянуть на ее бывшего мужа – этого паршивого развратного кобеля, который нанес ее королевскому величеству оскорбление и получил по заслугам. Зато фото ее покойного жениха имелись в красноречивом количестве. Что ж, судя по всему, это был славный, добрый, достойный человек. Среди прочих она подсунула ему себя в компании маски, где она в ресторане, за сервированным в ожидании веселого путешествия столом.