За завтраком мать сочувственно на него поглядывала, пыталась невинными вопросами выудить трепещущие подробности, но он скупо и односложно отбивался, так что узнать, кто от кого ушел и надолго ли ей не удалось.
Оказалось, что у него теперь масса свободного времени, можно снова курить и не бегать. Правда, книга не читалась, телевизор не смотрелся, Интернет раздражал, музыка пролетала мимо ушей, и все прочее валилось из рук. Перепробовав домашние средства забвения, он напросился в гости к Юрке и в пять часов вечера отправился к нему на Алтайскую.
Их стратегические планы, в согласии с которыми они держали деньги в одних и тех же банках, работали с теми же брокерами, следовали единым схемам и расчетам, словом, во всем поступали солидарно, совпадали даже в топографии. И когда он приобрел квартиру на Московском, Юрка выбрал сравнительно тихую улицу у него под боком, а загородный дом построил в тех же местах, где и он. И только в семейном устройстве их планы разошлись – здесь Юрка тихо и незаметно обошел его на шестнадцать лет, что и открылось ему по-новому вместе с входной дверью, за которой его улыбками встречало все Юркино семейство. Он вошел в просторную прихожую, поставил в сторонку большой пакет с виски и сладостями и приготовился к объятиям.
– Здорóво, бродяга! – приветствовал его друг, крепко обнимая. – С Новым годом, дорогой! А чего один? Где невеста?
Обняв друга, он потянулся к его жене.
– Ну, наконец-то! Живем в двух шагах, а видимся раз в год! – обняла его, сверкнув игривой искрой зеленовато-карих глаз, Татьяна, Юркина жена – женщина своенравная и вполне еще соблазнительная.
Разумеется, Юрка с Татьяной уже знали о его жизнеутверждающих планах, и когда выпили за фондовый рынок-кормилец, то тут же захотели выпить за гостя, его невесту и их будущее счастье. Он ждал этого, и ждал с каким-то болезненным нетерпением, так что когда наступила его очередь он, криво усмехнувшись, сказал:
– Спасибо, конечно, но пить не за что – мы расстались!
– Как?! – грянул дуэт, который ранее в программе не значился, но был исполнен с редкой слаженностью. Последовавшие затем беспорядочные вопросы свелись к двум сиамским близнецам недоуменного жанра: «Как это случилось и кто виноват?»
– Она считает, что я. Я считаю, что она…
Ну, как им, счастливым, объяснить, что молния, у которой он был на побегушках, не оценила его прыти, не воздала должное его страсти, с которой он, не жалея голоса, катился от горизонта до горизонта, восхваляя и прославляя на все небо ее ослепительные достоинства!
Хозяева восприняли новость каждый по-своему.
– Я, конечно, ее не видел и ничего не могу про нее сказать… – озадаченно начал Юрка.
– Ой, да что там на нее смотреть! – своенравно перебила его Татьяна. – Если она такого парня, как Димка, не оценила, то с ней все ясно! Не переживай, Димочка: все, что ни делается – к лучшему!
– А я и не переживаю! – с натужной беспечностью ответил он.
Когда Татьяна удалилась на кухню, Юрка налил очередную порцию виски и участливо сказал:
– Ну, давай, рассказывай, что там у вас случилось! Ты же говорил, что лучше ее на свете нет, и все такое!
– Знаешь, у меня такое впечатление, что ей никто не нужен, хоть ты расшибись! – вдруг прорвало гостя.
– В смысле, мужик не нужен?
– Нет, мужик-то как раз нужен, еще как нужен…
Он неожиданно вспомнил их последнее барахтанье, ее прикушенную ровными зубками нижнюю губу, распахнутые слепые глаза, страдальческую гримаску и с неловкостью почувствовал, как вскинул голову его часовой.
– Тогда что не так? – продолжал пытать его Юрка.
– Не знаю, не могу понять. Вроде все у нее, как у всех баб, и даже лучше, а счастья своего не понимает. А, впрочем, мне теперь плевать! Я теперь в кэше…
– Ты погоди плевать, ты конкретно скажи, что случилось!
– Да случилось-то все по-глупому: не понравилось ей, видите ли, что я с ее подругой на брудершафт дольше, чем надо целовался! Нет, ты представляешь, а?
– Да иди ты! Нет, что, правда?! И больше ничего?!
– Ничего…
Юрка откинулся на спинку и стал похож на эскулапа, знающего, как одним махом вылечить чуму. Подавшись к другу, он уперся в него взглядом: