«Да, хорошо погуляли… Ну, и что дальше?» – глядя в окно, вяло подумала она, но подумала хоть и риторически, но правильно, ибо за окном бледным лотосом распускался первый день ее оставшейся жизни, которую она накануне так опрометчиво осложнила. И пусть она по-прежнему находила повод к войне основательным, была она, скорее, озадачена, чем довольна.
Перебирая звонкие подробности скандальной, плотно насыщенной ее воинственным пьяным пылом мизансцены, она не могла не признать, что переиграла. Честно говоря, она вовсе не рассчитывала на такой шумный исход, иначе бы не выложила на диван постельное белье. Она лишь хотела объявить ему строгий выговор с выдворением за пределы спальной. Но что такого ужасного она при этом сказала, отчего он буквально сбежал? Он, ее жених, чей собачий, преданный взгляд следовал за ней весь вечер? И насколько то ужасное, что она сказала ужасно, чтобы заставить его уйти безвозвратно? Она вновь и вновь ощупывала свои реплики, в которых уже зияли внушительные дыры беспамятства, и не находила в них ничего предосудительного. Все было сказано откровенно и по существу, как и полагается невесте, застукавшей жениха за неприглядным приставанием к своей подружке. Ну, и на кой черт ей жених, который пристает к ее подруге?
Прослонявшись с полчаса, она ушла в спальную и прилегла. Мысли ее снова вернулись к случившемуся. Она думала о том, как странно и внезапно поменялось ее положение, в основательность которого она уже начинала верить. Все было странным и ненормальным в их отношениях – и сама встреча, и скоропалительный пожар его обожания, и ее сопротивление ему, и ее капитуляция, и неожиданное открытие ее женской способности, и их обручение. И вот теперь всего этого нет, а есть зыбкое, одинокое состояние, которое хочет только одного – чтобы ее оставили в покое.
Она не заметила, как уснула. Проснулась она около четырех часов вечера, и почти сразу зазвонил домашний телефон. Нет, только не ОН – мириться с ним сейчас было бы несвоевременно и утомительно.
– Алло… – взяла она трубку.
– Привет! – услышала она бодрый голос Светки. – Ну, как вы там?
– Нормально… – почувствовав предательское разочарование, ответила она.
– А мы хотели пригласить вас к себе!
– Нет, спасибо, ничего не получится…
– А что такое? Заболел кто-нибудь?
– Вот именно, заболел, – выразилась она достаточно язвительно, чтобы Светка насторожилась.
– Что там у тебя опять случилось?
Она помолчала, не зная, как сообщить новость, которая, без сомнения, тут же гремучей змеей пойдет гулять по проводам.
– Выгнала, – с вызовом сообщила она.
– Кого выгнала?
– Ну, не кошку же! Жениха, конечно!
– Как, выгнала?! За что?!
– За то самое…
Светка помолчала и сердито спросила:
– Ты это… вообще… ты можешь мне толком объяснить без этих твоих штучек?
– Ах, Светка, да что тут объяснять! – вдруг прорвало ее. – Что тут объяснять, если он как был кобелем, так и остался!
– Что значит – кобелем? Когда он успел?
– Да при вас же и успел!
– Как это – при нас? – взвился недоумением Светкин голос.
– Ну, господи! Когда целовался на брудершафт с тобой и с Юлькой! – раздраженно ответила Наташа, почувствовав вдруг, как глупо и неубедительно это звучит. Так оно и вышло. Светка замолчала, а затем с испугом спросила:
– Наташка, ты что – дура?
– Ладно, это мое дело! Ты все равно ничего не поймешь! – злилась она, жалея, что открылась.
– Ну, ты даешь, подруга, ну, ты дае-ешь!.. – сокрушенно вымолвила Светка.
– Ладно, все! Не хочу больше об этом говорить! – и она отключилась.
Ну, как им, темным, объяснить, что чувствует молния, когда верный гром, избавившись от нее, вальяжно катится по небу, лаская спины туч и проникая в их укромные места!
Судя по тому, что в следующие полчаса один за другим раздались несколько звонков, новость облетела подруг. Она не брала трубку, и звонки повторились на мобильный. За весь вечер она никому не ответила.
