– Тебе обязательно надо похудеть, – сказала она, укладываясь обратно.
– Ты права, завтра же начну бегать! – ответил он и, прикрыв полноту одеялом, как бы между прочим спросил:
– У тебя после жениха кто-нибудь был?
Она оторвала голову и быстро взглянула она на него:
– Почему ты спрашиваешь? Тебе что-то во мне не понравилось?
– Что ты, что ты! – заторопился он. – Более чувственной и безукоризненной женщины я не встречал! Ты само совершенство, правда!
Она отделилась и легла на спину.
– Кстати, ты знаешь, что у тебя на теле всего три родинки? Три маленькие, сладкие, бархатные родинки! – заискивающе сообщил он.
– Какие еще родинки? – помолчав, удивилась она.
– Разве тебе никто не говорил?
– Нет, никто… И где они?
Он заставил ее повернуться к нему спиной.
– Здесь, здесь и здесь! – дотронулся он до поясницы, до ягодицы и до плеча.
– Когда это ты успел разглядеть?
– Сегодня утром…
Она помолчала, словно собираясь с духом, а затем нехотя призналась:
– Да. Был один… дядечка… Но я не хочу о нем больше вспоминать!
И снова откинулась на спину. Он взял ее руку и приложил к губам:
– Ну и не будем больше об этом. Никогда!
– Ну, вот! Теперь ты знаешь обо мне все, что положено знать жениху! – насмешливо сказала она. – Неплохо бы и невесте знать о своем женихе! Давай, признавайся, сколько их у тебя было! Только без родинок на ягодицах, пожалуйста…
Так уклончиво и несерьезно вернулась она через полтора месяца к его предложению руки, сердца и состояния. Что ж, ему скрывать нечего. Почти нечего. И пользуясь уже проверенным методом отсечения, он принялся набрасывать историю своих любовных похождений, сочинив весьма причудливую и выгодную для себя композицию.
Всего их у него было шесть. Не так уж и много по нынешним меркам. При этом он скромно опустил еще девятерых, что не оставили заметный след на его пути, и чьи имена и лица были обречены на забвение с самого начала.
– Что было, то было, – подвел он мораль под свою басню. – И было так только потому, что я не знал тебя. Если бы я знал, что ты есть, то задушил бы твоего мужа и отбил бы тебя у твоего жениха!
– Ну, это вряд ли! – подала она голос.
Он подтянулся, поцеловал ее и, сунув руку под одеяло, дал ей волю. Она попросила:
– Давай отложим до вечера! Иначе я буду никакая, а нам еще по магазинам ходить! Хорошо? Ты не обидишься?
Он убрал руку и смущенно сказал:
– Наташенька, я не успел… Можно я сделаю так, что ты ничего не почувствуешь, иначе я до вечера не доживу!
Она покраснела, тихо рассмеялась и сказала:
– Противный мальчишка! Ладно, так уж и быть…
И он, уложив ее на бок, быстро добился желаемого. Она и в самом деле почти ничего не почувствовала. Однако какие полезные приемы он знает!
После этого он сомлевшим голубем пристроился у нее под боком, и около часа дня они встали. Перед тем как показаться ему на глаза она долго приводила себя в порядок…
День получился замечательный.
Они поехали в Гостиный двор и купили там, все что нужно и к этому еще два больших пакета хозяйственных вещей, до которых у нее раньше не доходили руки, а также те, что ей просто приглянулись. Он оказался большим знатоком семейных ценностей, будь это полуторная белорусская кровать или унитазы фирмы Gustavsberg, английский мягкий фарфор прозрачного сливочного тона или блендер фирмы Braun, универсальный перфоратор или итальянский боди-комбинезон. Они выбрали ему велюровый халат пятьдесят второго размера, серый, в темную полоску, с рукавом кимоно. Не забыли про одеяло: купили легкое, полуторное. После заехали в универсам, где он набрал полную тележку продуктов.
Вернулись домой, и он, повязав фартук, принялся готовить обед. Она, как когда-то Мишель, с интересом за ним наблюдала, только вот губы в отличие от француженки не подставляла. Он открыл вино и пока готовил, развлекал ее веселыми историями из своей жизни, на что имел теперь полное право. В числе прочих вспомнил курьезный случай, что произошел с ним в девяносто четвертом в Хельсинборге, где он со своими шведскими партнерами рыскал по складам подержанных товаров. А было так:
Днем они славно потрудились, и на вечер был назначен дружеский ужин, местом для которого выбрали паром, соединяющий Швецию с Данией. Преимущество плавучего ужина заключалось в том, что цены на пароме были освобождены от налогов, а потому ужин со скидкой был в почете у обоих берегов.
