Неоконченная повесть - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

[28], мезуз[29], мацы и традиционных суккотних наборов до пуримских трещоток и ханукальных волчков. Любители еврейской старины собирали старые мелодии, появлялись и новые песни. У моэлей работы, слава Богу, хватало – с самого рождения жизнь еврея была тесно связана с религией. Не только молитвы, свадьбы и разводы, но все – вплоть до мытья рук до и после еды – совершалось по религиозным законам. И, конечно же, в последний путь еврея также провожала древняя поминальная молитва – кадиш.[30]

Но тогда же появились и новые веяния; в местечках стало происходить все больше непривычного, немыслимого раньше. Многие молодые люди отказывались жить по религиозным канонам, хотя и продолжали числить себя в евреях. Впрочем у них не получалось и выбраться из местечка: царские законы сильно затрудняли этот процесс. Мешали черта оседлости, процентная норма при поступлении в университеты, запреты на работу в сельском хозяйстве и в правительственных учреждениях и многое другое. Все это вызывало недовольство и раздражение.

Еще в конце предыдущего столетия среди евреев приобрели популярность две соперничающие идеологии – национальное движение и социализм. Молодых людей не устраивал традиционный религиозный подход, призывающий к смирению перед дискриминацией и жизненными невзгодами, когда истинное избавление от страданий становится возможным лишь после прихода Мессии. Верующий человек веками возлагал надежды на Господа – ведь это давало надежду и помогало терпеть. Но молодые евреи желали освободиться от горестей еще в этом мире – а социализм и сионизм обещали им именно это.

Первый, социалистический, путь привлек немало молодежи, увлеченной левыми лозунгами равноправия, которое, как предполагалось, должно было наступить сразу после свержения царского режима. Но и программа сионистов выглядела заманчиво для многих евреев – молодых и пожилых, богатых и бедных. Люди надеялись укрыться от жизненных тягот в стране света и надежды; ради этого они готовы были на все – даже на потерю разговорного языка. Так началась непримиримая конкуренция красного цвета с белоголубым. Власти со своей стороны не доверяли ни тем, ни другим: жестоко расправляясь с социалистами, они косо поглядывали и на сионистов.

Особенно тяжелыми для евреев были ограничения в получении образования. Родители тревожились за судьбы детей и не могли не задаваться вопросом: что ждет их в будущем? Врачи, адвокаты, инженеры и другие люди, имевшие высшее образование, казались простым евреям существами высшей касты. В еврейских местечках именно они являлись примером для подражания. Поэтому очень и очень многие мечтали, прежде всего, отправить сына или дочь в гимназию, а затем, если повезет, то и в университет.

Случалось даже, что ради этого меняли религию. Хотя это происходило все же нечасто: община, родные и самые близкие люди откровенно презирали выкрестов, и последним приходилось рвать корни, связывавшие их с собственной семьей, со своим народом. Но может ли человек жить без корней? Выкресты пытались – зачастую неудачно – прижиться на чужой почве, стать своими в другом народе, который вовсе не торопился принимать в свое лоно чуждых и неприятных ему людей с их неистребимым акцентом, непонятными привычками и прочими характерными признаками инородства. Оставив один берег, они так и не пристали к другому, а потому трудно приходилось выкресту в России.

Что же тогда оставалось желающим учиться? Выход нашли в открытии частных гимназий и школ; впрочем, право на это тоже имели далеко не все. Большинство учеников в этих новооткрывшихся учебных заведениях составляли евреи. Кроме того, в каждом городе и местечке находились частные преподаватели – тоже преимущественно евреи, которые обучали еврейскую молодежь в соответствии с программами реальных школ и гимназий.

Так обстояли дела в дорогом нашему сердцу местечке в детские годы Шоэля Горовца. Чего только не бывало: случались и мелкие перемены, и большие перевороты, но ни на минуту не ослабевала и не отпускала людей рука Всевышнего. Зато люди продолжали выбиваться из сил в погоне за заработком. Полный магазинов и прилавков, рынок то бурлил густой толпой, то пустел – да так, что не найти там было ни единой живой души. Скучающие лавочники зевали в ожидании покупателей, вокруг лениво бродили собаки. Ветер таскал по пустой площади сухую траву и мусор, заметал соломой лошадиный помет и коровьи лепешки.


стр.

Похожие книги