— Ты гля! — ещё больше удивился напарник; откинул крышку футляра, достал, приставил к глазам. — Ух ты, этот лучше, чем который я видел недавно у наших. Несмотря что одна половина повреждена пулей.
— Значит, Андрюша, комиссар не в плен сдаваться спешил. Иначе зачем бы он, тяжело раненный, стал бы всё это отбрасывать? Не хотел, чтоб досталось врагу.
— Похоже, ты права… Почему ж тогда он не кокнул этого фрицевского офицеришку, чтоб подороже продать жизнь? Погодь, я кажется, догадываюсь. Точно, — вернулся он к убитому: — Не смог поставить на боевой взвод. Видишь: у него кисть раздроблена.
— Выходит напрасно ты заподозрил его в измене, — заметила Марта.
— Пожалуй… Простите мне, товарищ комиссар, что плохо о вас думал, — присел он возле него на корточки. — А за то, что ценой своей жизни вы спасли наши, мы будем с благодарностью вспоминать вас до конца своих дней!
— Иди уже за листьями, — напомнила Марта, — И неси побольше.
Вечером, перед заходом солнца, они встретились снова.
— Немного припозднился, — сказал извинительно. — Ты не представляешь, сколько хлопот привалило…
— Я видела, как вы везли комиссара на тележке. Там не стали закапывать?
— Похоронить надо по-человечески, как положено, он ведь верняк не предатель. Правда, всех троих придется положить в одну братскую могилку.
— Троих? Варю тоже убили? — догадалась она.
— Задушили… хотя это одно и то же. Видать, потому, что кричала и звала на помощь. Да и как не кричать, когда мать на глазах погибла. Ну, ей и затолкали в рот подол платья. Так, с кляпом, и бросили, наиздевавшись. — Он умолк, чтобы справиться с переживаниями. — Только вот гробов сколотить не из чего… Утром повезут хоронить.
— А ты разве на похоронах не будешь?
— Хотелось бы проводить в последний путь, Варя была мне как сестра. Но завтра коров пасти, подошла наша очередь.
— А листовки принёс? Маму мне уговорить удалось. Насилу упросила.
— Передай ей большое спасибо, скажи, что никто не узнает, чья работа.
— Я ей за тебя поручилась.
На верхушках акаций догорали последние отблески уходящего на покой светила. Андрей достал из кармана часы посмотреть время.
— Спешишь? Сколько натикало?
— Уже девять с четвертью.
— А я кольцо отдала маме. Она сказала, после войны сделаем из него красивые серёжки.
— Мар-та! Ужинать, — позвали от сеней.
— Иду-у! До свидания, — убежала с листовками в руке.
… Примерно раз в месяц подходила очередь пасти череду. Повинность для ребят привычная, нетрудная и в хорошую погоду даже приятная. По крайней мере для Андрея. Её он отбывал охотно, припадёт ли пасти с соседом Федей или же соседкой, то есть Варькой. Последний раз пасли с нею в середине июля.
Матери, как всегда в таких случаях, подняли рано. Глаза слипались, первые шаги были сонными; но утренняя свежесть, зябкая роса с придорожных кустов вскоре взбодрили, сонливость — как корова языком слизнула.
Бурёнки норовили заскочить в подсолнухи, уже готовые зацвесть, чтобы урвать лакомую «шляпку». Варька всякий раз кидалась вовремя завернуть несознательную худобину, опередить в этом напарника.
— Чё ты за ими бегаешь, — зевая с недосыпу, сделал замечание тот. — Дай хуть одну угостить по рёбрам.
— Они же не понимают, что нельзя, — возразила она, косясь на «угощение».
— Всё они понимают!.. Куд-да морду задрала?! — погрозил он кийком очередной лакомке.
Этой палкой с утолщением на одном конце обзавелся он давно, изрядно потренировался попаданию в цель и теперь промахивался редко. Шкодливые особи (киёк предназначался только для них) знали об этом прекрасно. Даже самая хитромудрая из этой категории, Свинья, которая многим играет на нервах, не давая спокойно полежать в холодке в полуденную жарынь; которая только о том и помышляет, как бы улизнуть из стада в чью-нибудь молодую кукурузу, — так вот, даже она становится благоразумней, когда череду пасёт Андрей. Правда, попытки «чухнуть» она изредка предпринимает и в его дни, но стоит тому показать киек и прикрикнуть, как тут же разворачивается и спешит обратно.
… Солнце поднялось над степью, припекало. Нахватавшись по холодку, бурёнки улеглись отдыхать, отрыгивая и сосредоточенно перетирая жвачку, сонно мотая головами и хвостами, чтобы отпугивать навязчивых мух. Сели завтракать и пастухи.
