Необходимость рефлексии. Статьи разных лет - страница 70

Вернёмся, между тем, к 1991 году. Распад Союза будущие оранжисты без обдумывания воспринимали, как неизбежное и необходимое условие внедрения «либеральной» панацеи. Тем более, что того же мнения придерживались не только модные тогда московские депутаты-межрегионалы, но и другая (как мы уже выяснили) авторитетная для «либералов» инстанция: руководство США. В итоге подобные настроения волей-неволей толкали таких киевлян в объятия украинской идеи.

СССР рухнул. Началась эпоха «незалежности». Тут-то и проявились в полной мере три существенные и выразительные социально-психологические особенности русскоязычного Киева, ключевые (на наш взгляд) для атмосферы будущего оранжизма:

1) Готовность к отказу от изначальных духовных и культурных устоев в угоду сиюминутной политической целесообразности.

Во второй половине 90-х годов тот факт, что украинская власть взяла твёрдый курс на национализм, сомнения ни у кого не вызывал (президентом страны, между прочим, тогда был как раз Кучма, позднее столь ненавистный оранжистам). В определённых кругах киевской общественности возникла потребность сформировать альтернативу настораживающим тенденциям, выразить иную точку зрения на животрепещущие для страны проблемы. С этими целями и пытался политолог и правозащитник Владимир Малинкович вместе с группой единомышленников создать Клуб творческой интеллигенции. Под эгидой этого Клуба предполагалось проведение различных дискуссий, тематических вечеров и других интересных интеллектуальных акций. Учредительное заседание Клуба состоялось в июне 1997-го года.

Актовый зал киевского академического Института математики был заполнен до отказа. Аудитория пестрила выразительными, живыми лицами записных книгочеев, концертно-вернисажных завсегдатаев, очкариков и неформалов. Ожидалось, что именно такие люди будут склонны поддержать новое сообщество.

В своих выступлениях члены Клуба говорили о наболевшем. О том, что своими действиями власть хоронит подлинно демократический проект мультикультурной Украины, способной обеспечить равенство возможностей для украино– и русскоязычного населения. О том, что новое законодательство, препятствующее получению образования на русском языке, перекрывает тем самым путь к профессиональной, творческой, духовной реализации для значительной части граждан страны. Особо запомнился рассказ историка и искусствоведа Сергея Мамаева (безвременно скончавшегося в 2007 году) о борьбе за открытие в Киеве музея А.С.Пушкина; о том, как подвижническое стремление людей культуры представить киевлянам уникальную экспозицию, состоящую из подлинных вещей, документов и книг пушкинской эпохи, наталкивается на симптоматичный чиновнический ответ: «Ще скажіть, щоб вам в Україні влаштували музей Гомера» («Ещё скажите, чтобы вам в Украине устроили музей Гомера»).

Что же представлял из себя отклик на эти выступления? Расплывчатые, витиеватые монологи украинских интеллектуальных мэтров, уклонившихся от оценок непростой ситуации. А также – две провокационные «домашние заготовки»: поднявшийся с места ангажированный журналист горделиво заявил, что, хотя он – человек русскоязычный, во всех социологических опросах тем не менее сознательно пишет, что его родной язык – украинский (то есть – лжёт!); вышедший на трибуну подросток ледяным самоуверенным тоном сообщил аудитории, что ему безразлично, в какой школе учиться – русской или украинской, поскольку он готов идти навстречу интересам руководства страны (!).

Как же реагировали на происходящее упомянутые выше умники-очкарики, книгочеи-завсегдатаи? Да никак. Не проронили ни единого звука. Лишь после того, как заседание окончилось, они подали голос, обрушившись со шквалом упрёков и недовольства в адрес… инициаторов создания Клуба. Будущие оранжисты обвиняли их в политическом экстремизме, в большевистской непримиримости.

Разумеется, в подобной атмосфере Клуб смог протянуть немногим более полугодия. Даже формальной регистрации своего детища активисты добиться не смогли.

Итак, как мы видим, склонности и интереса к обсуждению острых проблем «либеральные» киевляне не проявили. Зато всё более явственно просматривалась в этих кругах совсем иная тенденция —