упомянутых категорий.
Особой глубины и значительности достигает воплощение этой идеи во фрагменте упомянутой книги Синявского, записанном 18 апреля 1971 года, в день православной Пасхи. Тема записи – непостижимая тайна Воскресения. Текст же её носит ярко выраженный поэтический характер. Прерывистые фразы здесь выглядят подобиями стихотворных строчек, а точки между ними – подобиями стихотворных пауз:
«…нам не дано и не надо видеть главного чуда. Потому что – главное. За текстом, вне композиций. Как центр, всегда съезжающий в лес. Источник – вне культуры. Творец – вне творенья».
Осторожно позволим себе предположить: не исключено, что одним из многообразных истоков этого предельно сильного религиозного переживания был и опыт Синявского-стиховеда, Синявского-стихолюба. Опыт постижения звуковой волны, порождающей стих, но при этом существующей вне его образного и смыслового ряда.
А физическое пристанище для звуковой волны – всё тот же воздух.
Образ воздуха в произведениях Синявского многолик. Это и лирический эпилог романа «Спокойной ночи»: «Ты чист перед людьми, спящий на вольном воздухе, ты слышишь, как далеко за древним лесом проходит поезд, как гудит пароход у пристани Батраки за Сызранью. И говоришь «спасибо», спасибо всему, не считаясь с дневными бреднями». Это и ухарско-залихватская реплика из концовки «Прогулок с Пушкиным»: «Ищи ветра в поле».
Это и загадочные, причудливые куски книги «Голос из хора». Будь то, к примеру, эксцентричная идея: «…вить из фразы верёвки. И ходить по ней, как по канату. По воздуху». Или волшебный образ, возникающий во вступительной записи: образ книги, способной «дышать, раздаваясь вширь почти до бесконечности и тут же сжимаясь до точки, смысл которой непостижим, как душа в её последнем зерне».
Думается, что именно из метапоэтического опыта Синявского произрастает такой идеал литературы: стянутый в тугую верёвку, сжатый до упора, предельно уплотнённый, концентрированный текст, вмещающий в себя беспредельно распахнутое одухотворённое пространство образов, мыслей, эмоций, метафор, звуков и других неисчислимых форм словесного инобытия.
2008
Ускользающее и незыблемое
Место Москвы в творчестве и мировоззрении А. Д. Синявского
1
Настроим ухо на звук «Москва».
Слилось-отозвалось в нём для всех нас, как известно, многое. Даже если вынести за скобки историю, географию, топографию, если ограничиться обыкновенной фонетикой, то и в таком случае отыщем мы внутри этого слова немало занятных голосов и отголосков. Не упустим же среди них тревожное буквосочетание «ск». Москва… – именно в таком режиме ускользания существовал в значительной мере для Андрея Донатовича Синявского его родной город.
Взять хотя бы жизненные обстоятельства этого писателя. Долго и стабильно, за вычетом военных лет, Синявский жил в Москве лишь до 1965 года. Потом – арест, процесс, лагерный срок. Пребывание писателя в лагерях закончилось в 1971 году, но надолго задержаться в Москве ему после этого всё же не довелось. Уже через два года, в 1973-м, Андрей Донатович вместе со своей семьёй покидает СССР. С упомянутого момента начинается совсем иной, парижский этап биографии Синявского.
Возможность посещать родной город у писателя возобновилась лишь в перестроечные времена. Начиная с 1989 года, Синявский охотно и часто приезжал, гостил в Москве, но на постоянное жительство так и не вернулся.
Да и в литературных текстах Синявского Москва отнюдь не на авансцене. Не отыщем мы в них отображения каких-либо уникальных, специфических черт московской атмосферы. Тем более не найдём мы у Синявского ни одного концентрированного, масштабного портрета Города, подобного, скажем, портрету Петербурга в одноимённом романе Андрея Белого или портрету Киева в «Белой гвардии» Михаила Булгакова.
Москва появляется на страницах не всех, но лишь некоторых вещей Абрама Терца, и присутствует там только в качестве фона, либо в качестве отдельных деталей художественного целого. Тем не менее, подобный фон и подобные детали в иных случаях способны оказывать достаточно весомое влияние на драматургию произведений Синявского; способны содействовать раскрытию и воплощению принципиально важных для писателя образов, тем и смыслов.
