Как я приступала к работе
До меня в этой школе не один год работал учитель (он вёл мой предмет, французский язык), который предпочитал не заниматься своим предметом с детьми, а развлекаться: шутил, включал весь урок песни послушать, разговаривал с подростками на сексуальные темы и др., одним словом, дискредитировал предмет полностью — у учеников не было ни то что любви, а вообще никакого уважения к предмету, они его просто не воспринимали. Администрация знала о том, какой это был учитель, но не увольняла его, поскольку ему тогда не было замены, пока он сам не соизволил уйти в какое-то лучшее место, других теперь деток учить уму-разуму. Те учителя, которые были до него, тоже долго не задерживались в школе. То есть у детей примерно каждый год был новый учитель, и каждый год как с чистого листа. В таких условиях началась моя работа с учениками, взращенными моими предшественниками, и от которой у меня в двадцатишестилетнем возрасте начали появляться на голове седые волосы.
Когда пришла их новый учитель, то есть я, дети (подростки), как они и привыкли, пришли на урок с намерением развлекаться, плевать в потолок, похабничать, вытирать ноги друг о друга и об учителя. Но я им этого не позволила делать. Какова же была реакция этих детей: «Да как вы смеете делать нам замечание, говорить нам, что делать, мы и с ногами на столе можем сидеть, а вы будете вести свой урок, или что, вы не боитесь, что вас уволят?!» — сказала мне одна девочка 13 лет. Они меня разве только матом не покрыли прямо на уроке и потом ещё долго с такой ненавистью и пренебрежением входили в мой кабинет, смотрели на меня, как на врага, сквозь зубы цедя в мой адрес всякие гадости. Немало терпения и нервов у меня ушло на то, чтобы наладить контакт с этими испорченными в этой школе учащимися. Однажды ученица этого класса на сделанное мною замечание пригрозила мне уйти из класса посреди урока. Сейчас учителям строго-настрого запрещено выгонять ученика с урока и отпускать его выйти из класса даже по просьбе высморкаться или в туалет сходить (это правило распространяется на учеников 6–11 классов). Это выросло из боязни директоров и учителей уголовной ответственности за безопасность ученика: а вдруг он, попросясь по нужде, пойдёт на улицу и попадёт под машину, или пойдёт примет наркотики в туалете, или выпрыгнет из окошка, или школу подожжет. Теперь мы дожили до времён, когда нельзя спокойно дать школьнику в туалет сходить: либо он терпит до перемены, либо учитель, всё-таки отпустивший ученика по нужде, обливается холодным потом и считает секунды до возвращения отпущенного. Так вот, ученица уже взялась за ручку двери, и мне пришлось даже пригрозить ей милицией, только после этого она утихомирилась и вернулась на своё место, правда, отказалась делать то, что делали остальные. После урока я спокойно, безо всяких угроз сказала ей, чтобы она пришла как-нибудь после урока и сделала невыполненную работу, иначе мне придётся поставить ей двойку, а она также спокойно согласилась прийти, видимо, почувствовав, что я ей не враг, а нормальный неравнодушный учитель. И больше у нас с ней никаких проблем не было. А однажды те же ученики нажаловались на меня родителям, те пришли враждебно настроенные, но после непростого, зато открытого разговора они также поняли, что я не страшила какая-то, а педагог, который честно пытается наладить контакт с ненавидящими школу подростками. И не путём дешёвых приёмчиков, вроде устройства для них какой-нибудь халявы, а путём доказывания им, что они могут обучаться этому предмету и нормально, а не по-хамски, как они привыкли, общаться на уроке с учителем и друг с другом, и что им это может даже понравиться.
Я знала, что нужно было делать, я владею творческими технологиями обучения и умею находить контакт с детьми. Попробовав традиционный подход и увидев его полное неприятие учениками, я перешла на игровые, коммуникативные методики. Сразу хочу отметить, что игра — это не значит что-то развлекательное и несерьёзное. Учебная игра, правильно организованная и проведённая, преследует не развлекательные цели, а именно учебные. И через месяц отношение учеников уже стало заметно меняться и ко мне, и к моему предмету. А ко времени моего ухода по собственному желанию из этой школы они уже по душам рассказывали мне обо всех своих проблемах и признавались, немного стесняясь, что я единственный нормальный учитель, который у них когда-либо был в этой школе по этому предмету. И даже ходили к завучу по вопросу моего ухода из школы. И это всё те же самые дети, которые сначала грозились сидеть на моём уроке с ногами на столах!
